Ознакомительная версия.
Ведущий штурман, сообщив Лесу, что тот будет «искателем ветра», внимательно посмотрел на него и произнес: «Помоги Бог потоку, если он использует ваши данные о ветре».
Пролетая над Францией, Лес, как положено, рассчитал скорость и направление ветра и передал их Дигу. В этот момент они по радио услышали данные другого штурмана. Они отличались от цифр Леса на двадцать километров в час и на пятнадцать градусов. Для аэронавигации это было катастрофическое несоответствие. В некотором смятении Диг спросил: «Что, черт возьми, мне делать, Лес? Мне передать им твои данные или просто повторить те, что мы только что слышали?»
Лес, страдавший от сильного похмелья, бросил: «Черт с ними. Передайте мои».
Диг передал, и когда свои данные представили три других штурмана, то оказалось, что цифры Леса были ближе к среднему значению, чем все остальные. Когда после приземления он шел к комнате для инструктажей, с раздувшейся шишкой и синяком, полученными при падении с кровати, к нему подбежала девушка из WAAF. «Она хотела узнать, не получили ли мы попадание во время налета», – со смехом сказал он.
Мы некоторое время проговорили о WAAF, и он спросил, помню ли я девушку с веселыми глазами, которая работала на кухне. Она имела печальную славу «безжалостной девушки». Казалось, в каждой эскадрилье была такая девушка. Они были обречены выбирать себе друзей, которые должны были погибнуть. «Безжалостная девушка» в нашей эскадрилье, как предполагали, потеряла пятерых друзей, убитых во время боевых вылетов. Это, конечно, для девушек было не чем иным, как цепью трагических совпадений, но большинство летчиков относились с суеверием к подобным совпадениям, и было придумано специальное выражение «безжалостная девушка». Я помнил эту девушку, но не из-за ее веселых глаз, а потому, что Джордж несколько раз танцевал с нею во время вечеринок на базе. Это было смешно, но я переживал о том, как бы некие сверхъестественные силы, действовавшие посредством этой симпатичной поварихи из WAAF, не оказали более сильного влияния на навыки экипажа или не имели другие непредсказуемые последствия для нашего выживания.
В полдень Лес отвез меня на железнодорожный вокзал. Я поблагодарил его за гостеприимство и сказал, что буду сообщать все будущие новости о моих поисках. «Всего наилучшего», – ответил он.
В течение некоторого времени после отъезда я думал о свойствах храбрости. Несмотря на воздушную болезнь в каждом вылете, он закончил обучение, и, несмотря на страх, который держал скрытым в своем отсеке в течение большей части нашего тура, он вырос из посредственного в первоклассного штурмана. Он никак не осуждал себя, заявляя, что вступил в RAF только для того, чтобы не таскаться пешком, и я понял, что никогда в прошлом не имел даже отдаленных представлений о сложностях человеческой натуры, которые в детективных романах и повседневной речи сведены просто лишь к «мотивам». Я никогда не смогу узнать, какие движущие силы заставили Леса вступить добровольцем в RAF после того, как ему отказали в приеме в морскую авиацию, и я также никогда не узнаю, что заставляло его упорствовать во время обучения, хотя он раз за разом отчаянно страдал от воздушной болезни. Я никогда не смогу понять эти вещи. Я могу лишь задаваться вопросом о смеси смирения и агрессии, которая кроется во всем человечестве и которая, балансируя, так или иначе, может привести к спасению человеческого рода или к его тотальному уничтожению.
Фактически Диг и я не имели ничего общего, кроме желания выжить. Я часто раздражался, когда он повторял: «Не скули, если твоя задница в огне» или «Это прекрасная жизнь, если ты не расслабишься», и все же по некоей странной причине я перенес эти высказывания в свою более позднюю жизнь, и теперь, в среднем возрасте, можно было услышать, как я бормочу: «Это прекрасная жизнь, если ты не расслабишься», и если мои дети не слышали слова «не скули», то они не слышали ничего из того, что я когда-либо им говорил.
Годы проходили, и я весьма часто думал о Диге. В частности, я вспомнил инцидент, произошедший поздно вечером в Лейтоне вскоре после того, как наш экипаж был сформирован. Мы стояли на тротуаре, и выглядевший крепким солдат преднамеренно выбрал Пола в качестве своей цели и двинулся прямо на него. Пол отошел назад и сказал: «Приятель, смотри, куда идешь». Солдат немедленно решил завязать драку.
Он был глупцом, потому что наше соотношение было шесть к одному, но никакой драки не последовало. Диг вмешался и спокойно спросил: «Почему вы выбрали меньшего из нас?» Солдат бросил ему, чтобы он занимался своими делами и не лез со своим мнением. «Я задаю вам вопрос, – сказал Диг. – Если хотите подраться, то почему бы вам не выбрать меня?»
И так это продолжалось, и Диг становился все более презрительным по отношению к мужчине, который пытался выбрать для драки меньшего человека, пока солдат, почти лопавшийся от неудовлетворенности и словесного бессилия, не пошел прочь.
– Иди своей дорогой, – презрительно произнес Диг.
Солдат развязно повернулся назад:
– Вы говорите со мной?
– Точно, и я говорю вам, чтобы вы шли своей дорогой.
Солдат развернулся на каблуках и ушел. Его побили не мускулами, не словесным запугиванием, не званием, а просто силой воли более сильной, чем его собственная.
В годы мира достоинства Дига для меня еще больше возросли и стали более отчетливыми. Он воплощал мужество и преданность, и инцидент, когда он вмешался, чтобы защитить Пола, иллюстрировал оба этих достоинства. Мне было бесполезно говорить, что Диг был обычным человеком, не лучше и не хуже большинства людей, он стал символом двух качеств, которыми я, эмоционально, больше всего восхищаюсь в человеческом роде... Конечно, я понимаю, что к моменту написания книги (в 1968 г.) слово «мужество» не в моде и принадлежит к эпохе изобретения колеса, а преданность, со скидкой на все виды «мышиной возни» при делании карьеры, применительна лишь к семейным отношениям.
Поиски Дига потерпели неудачу, и я узнал, что Майк Гарбетт тоже ничего не смог сделать через свои австралийские связи. Однажды я без большой надежды пошел в Австралийский дом на Странде[147], намереваясь провести обеденный перерыв за просмотром австралийских телефонных справочников. Они хранились в библиотеке, и я спросил у библиотекаря справочник по Южной Австралии.
Книга открылась на разделе «Аделаида» и на букве «М». Я вернулся к букве «К», провел пальцем вниз по странице и нашел «Кленнер, Д.Ф.». Поиск занял приблизительно тридцать секунд. Чрезвычайно взволнованный я спросил библиотекаря, сколько сейчас времени в Австралии и сколько будет стоить позвонить туда. Она ответила мне, что там сейчас 21.30 и что стоимость приблизительно равна одному фунту за минуту.
Ознакомительная версия.
