"хрущевками" с магазинами на первых этажах, мимо кинотеатра, куда меня не тянуло, мимо здания почты, откуда я звонил в Ленинград, между частными старыми домами с резными ставнями и петушками на крышах. Я шел и сожалел о том, что испугался поступать в медицинский
ВУЗ, откуда меня бы не призвали на уже порядком поднадоевшую мне срочную службу.
Первый мотострелковый батальон состоял из четырех учебных рот.
Первая рота готовила будущих сержантов – командиров боевых машин пехоты, вторая и третья роты занимались обучением будущих наводчиков-операторов, а последняя, четвертая рота тренировала своих солдат водить эти самые боевые машины. Должность командира учебной роты была майорская, а не капитанская, как в линейных частях, и офицер в звании старшего лейтенанта мог на должности ротного дослужиться до майорской звезды. Но офицеры уже в звании капитана стремились перейти на более высокую должность с присвоением очередного воинского звания. Командиры рот, включая моего непосредственного официального начальника – командира третьей роты, редко обращались ко мне, зная, что я подчиняюсь старшему по званию и должности. Меня это не волновало, так как известно, что чем дальше находишься от начальства, тем меньше шанса получить дополнительное задание или нагоняй. Однажды начштаба батальона позвал меня:
– Ты выход в офицерский город имеешь?
Я, не зная возможной реакции, не стал докладывать, что у меня пропуск не только в офицерский городок, но утвердительно кивнул.
Перспектива выйти за пределы части меня радовала больше, чем целый день, проведенный в казарме.
– Тогда возьми эти тетради и отнеси командиру второй роты
Анисимову. Знаешь, где он живет?
Я снова кивнул, хотя понятия не имел, где живет Анисимов.
Офицерский городок был небольшим, а адрес наверняка знали сержанты второй роты. Костин вручил мне две увесистые тетради, и я отправился на этаж ниже.
– Мужики, кто знает, где ваш ротный живет?
– А тебе чего от него нужно?
– Документацию передать.
– Давай нам – передадим.
– Не тянет. Гриф "секретно".
Никакого грифа на тетрадях, конечно, не было, но мне хотелось придать делу более серьезную окраску.
– Документация у него. Секретно. Хрен с тобой, пиши адрес и попробуй его жену увидеть.
– Зачем?
– Ну, если получится увидеть – поймешь.
Офицерский городок представлял собой по-армейски параллельно и перпендикулярно расположенные как близнецы-братья трехэтажные дома, лишенные архитектурных излишеств, времен хрущевских построек, где размещались семейные офицеры всех частей дивизии. Мне пришлось поплутать между корпусами, то тут, то там натыкаясь на молодых офицерских жен с колясками, пока я нашел нужный мне дом. Поднявшись на второй этаж, я вдавил красную кнопку звонка. Я ожидал увидеть старшего лейтенанта в семейных трусах и армейской майке или, на худой конец, в тренировочных штанах и готовил себя к тому, чтобы не засмеяться ожидаемой картине, как вдруг в проеме распахнутой двери передо мной возникла молодая, очень красивая женщина в голубом пеньюаре, который не скрывал красоту ее высоких стройных ног.
Пеньюар был под цвет ее глаз, а белокурые волосы золотой волной спадали на ее плохо прикрытые плечи с нежной розовой кожей. Пеньюар был в рюшечках более светлого цвета и придерживался руками хозяйке в таком виде, что мог быть мгновенно упасть к ее бесконечным ногам в нужной ситуации. Солдатским чутьем я ощущал, что под пеньюаром у женщины больше ничего не одето, и мой взгляд с головой выдавал мои помыслы.
– Вам кого? – мягко и очень нежно спросила женщина, моргая длинными ресницами.
Я, буквально пожирая ее глазами, сглотнул слюну, с трудом прорвавшуюся через горло, и никак не мог оторвать глаз от этого случайного чуда жизни среди песочно-зеленой формы, серых зданий и вонючих кирзовых сапог.
– Мне… вот… старшему лейтенанту Анисимову… – мямлил я. – Он здесь живет?
– Здесь, – улыбнулась мне милой улыбкой офицерская жена. – Он спит. Я могу передать.
– Да, пожалуйста, – и я протянул ей тетради.
– Спасибо, – ответила женщина и вновь одарила меня белоснежной светящейся улыбкой.
– До свидания, – я еще стоял на пороге.
– Всего доброго, – мягко ответила она и, продолжая гипнотизировать меня глубиной своих глаз, неторопливо закрыла дверь.
Переведя дух, я начал спускаться. Если можно себе представить страшный, обгоревший лес, в самом центре которого рос аленький цветочек, то я видел это чудо минуту назад. "Наверное, Белоснежка,
Спящая Красавица и прочие прекрасные героини сказок писались с нее.
Как такая красота уживается среди этого маразма и хамства?" – думал я направляясь в полк. Навстречу мне шел Костин.
– Ты где витаешь? В облаках? Отнес? – налетел он на меня массой вопросов.
– Ага, – в полузабытье ответил я.
– Раз уж ты все равно в городке, пойдем ко мне, мне надо шкаф передвинуть, поможешь.
Использование грубой солдатской силы в мирных целях гражданской жизни офицерского корпуса являлось нормой в армии. Солдаты делали ремонт квартир офицерам, занимались с ними или их женами подготовкой к экзаменам в ВУЗы, чинили им машины и, конечно же, помогали с переездами или перестановкой мебели в квартире.
– Вот, Маша, я воина привел, – приветствовал с порога майор жену.
– Что переставлять нужно?
Переставлять было не много, и через десять минут я освободился.
– Вы кушать хотите? – по-матерински посмотрела на меня Маша.
– Да, обед ты уже пропустил, – посмотрел на командирские часы
Костин. – Садись.
Накормить солдата, который у тебя работал, считалось святым делом. Мало кто из офицеров или их жен пропускали эту традицию, после которой солдаты, конечно, не могли отказаться выполнить очередное задание, но делали тогда тяп-ляп, обязательно что-то роняя или даже разбивая. Причина была в солдатской почте – устном изложении того, как офицере-хапуге зажилил бутерброд работающему на него солдату. К такому начальнику никто ходить не любил и только требования старшего по званию могли заставить солдата выполнять свой воинский долг в виде мелкой помощи. Но, в основном, работа на старшего пользовалась популярностью среди срочников благодаря возможности усиленного домашнего питания. Мой вид худющего вояки вызывал жалость, и жена начштаба налила мне полную тарелку домашнего борща, сдобрив его хорошей ложкой сметаны. Домашние котлеты и жареная картошка были на второе.
Костин, доставая из холодильника сразу запотевшую бутылку, сказал:
– Выпить не предлагаю. Тебе в полк возвращаться, поймают – обоим влетит.
