На лицах слушающих вижу одобрение и уже совсем смело продолжаю:
Неужли смутный день из сердца сразу вытер
Тот пыл, с которым мы три года гордо шли?
Иль рабства мы хотим? Иль Питер уж не Питер?
Иль нас меньшевики не к гибели вели?
Остается последнее четверостишие. В нем-то я уверен. Оно дойдет:
Дадим врагу отпор, товарищи и братья!
Без яростной борьбы к победе не придешь.
Изменникам — позор! Предателям — проклятье!
Рабочие — к станкам! На помощь, молодежь!
— Отлично! Возражений и замечаний нет? Ну скорей выпускайте ваше воззвание…»
К вечеру листовка была расклеена на всех городских тумбах, раскидана по улицам, в цехах. Первые политические комсомольские стихи метко ударили в цель. Еще одна большая группа молодежи одумалась и прекратила «волынку».
А остальные начали работать, когда делегаты X съезда РКП (б) и отряды Красной Армии, сделав нечеловеческий бросок по весеннему льду Финского залива, штурмом взяли мятежную крепость. Сам Смородин каждый день рвался к бойцам, в передовые цепи, но его не пустили: он был нужен в штабе обороны Петрограда…
ПРОЩАНИЕ С ГОРОДОМ ЮНОСТИ
Больше двух месяцев лихорадила партию дискуссия о профсоюзах. Следом за ней — «волынка» и мятеж. Петр держался стойко. И с удовлетворением принял решения X съезда РКП (б), который осудил антипартийные действия оппозиции, подвел черту под эпохой военного коммунизма и объявил переход к новой экономической политике.
Теперь открывались иные формы сотрудничества рабочих и крестьян, укреплялся их союз. Крестьянину давали отдушину: он мог свободно продавать излишки продуктов своего труда, государство заменило продразверстку посильным продовольственным налогом и поощряло развитие в деревне кооперации. Получила отдушину и мелкая буржуазия городов: в известной границе ей давали право заниматься частнопредпринимательским оборотом: открывать магазины, арендовать фабрики, заводить ремесленные мастерские.
Конечно, введение нэпа оживляло капиталистические элементы — торговцев, скупщиков, арендаторов, кулаков. И внутри страны остро ставился вопрос: кто кого? Но партия прекрасно понимала, что отступление это временное. Командные высоты сохранялись за пролетариатом. Все усилия рабочего класса в тесном союзе с крестьянством направлялись на ликвидацию разрухи, на развитие крупной промышленности в городах и кооперации в деревне, на победу социалистического уклада жизни.
Комсомолу надо было определить формы своего участия в хозяйственном и культурном возрождении страны. Война закончилась — все внимание трудовому фронту и учебе!
Далеко не всем был ясен смысл новой экономической политики. Те, кто утерял перспективу, перешли к формуле: «За что боролись?» И трудно было осуждать вчерашнего бойца, рубаку, который ненавидел буржуйскую сволочь, сидел на голодном пайке и бил себя в грудь: «За что боролись?..»
«Сытую и красивую жизнь» идейно подпирали все, кто мечтал о крушении или перерождении Советской власти: меньшевики, эсеры, анархисты. Они завалили рынок бульварной литературой, пропихивали своих сторонников в комсомол и даже пытались формировать свои молодежные организации.
В комсомоле началась «полоса кризиса»: рассыпались коллективы, шла болтовня о непреодолимых трудностях в работе и в быту. Кого-то соблазнила возможность «частной инициативы». Словом, мусор, всякая дрянь всплыли на поверхность, и от них надо было очищаться.
Иван Кулешов вспоминал о тех днях на Петроградской стороне: «Наши надежды на предстоящую работу в 1921 году потерпели полное фиаско… Наступило очень трудное время. В течение всего лета в районе почти не работал ни один завод. Созывать коллективы на собрания или проводить вообще план работы в жизнь становилось чрезвычайно затруднительно. Существовал только райком, Домпросвет и развернувшаяся спортивная работа. В постановке спортработы следует отдать должное Александру Соколову, положившему много труда, чтобы спаять спортсменов вокруг нашей организации. Уж очень трудновато было. И, невзирая: на тяжесть обстановки, под руководством Якова Когана в районе работало одиннадцать школ политграмоты с хорошей успеваемостью…»
Петру приходилось нелегко. На его плечи легли еще большие государственные и партийные обязанности: VIII Всероссийский съезд Советов избрал его кандидатом в члены ВЦИК, конференция питерских коммунистов — членом губкома РКП (б). Но главным оставалось руководство комсомолом в городе и в губернии.
В январе 1921 года он крепко распалился против старого своего друга Ивана Канкина, будто бы за перегиб. Тот руководил комсомолом Петроградской стороны и так «почистил» организацию, что сократил ее на две трети. Теперь же действия Ивана выглядели в ином свете: организация могла быть крепкой, мощной не численностью, а умением, стойкостью, полной отдачей сил. И с ней надо было прежде всего решать два вопроса: ликвидировать кричащую безработицу среди подростков и обеспечить город топливом.
Сотни безработных толпились у биржи труда. Но туда лезли и нетрудовые элементы: получив билет безработного, они освобождались от уплаты гражданского налога и бросались на всякие аферы. Профсоюзы и комсомол решили произвести чистку на бирже, чтобы значились там только достойные претенденты на получение работы.
Промышленность перешла на хозрасчет. Нерентабельные заводики стали закрываться. Треть подростков города могла оказаться на улице. Пришлось привлечь внимание партии и профсоюзов, чтобы этого не случилось.
Комсомольцы быстро установили, что нэпманы не желают заключать трудовые договоры с подростками, выдают запуганных ребят за своих родственников и заставляют работать по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Два-три судебных процесса, проведенных комсомолом против нэпманов, помогли навести в этом деле порядок.
Как и в годы гражданской войны, одной из форм участия молодежи в восстановлении хозяйства были субботники: уборка городских территорий, починка дорог, ремонт общественных зданий, заводских корпусов и жилых домов. Не были забыты и места отдыха молодежи: Таврический сад, «Луна-парк» и «Аквариум». Субботники проводились и для сбора средств в помощь голодающим Поволжья. Голодная рабочая молодежь Питера активно боролась с голодом в деревне: и отдавала свой скудный паек, и заработала за лето для товарищей в Поволжье почти восемьдесят девять миллионов рублей.
