По мере того как срок казни приближался, на тюрьму словно наплывало грозовое облако. Почти никто не просил добавки во время обедов. Лица становились задумчивыми. В камерах воцарялась тишина. Некоторые вспоминали бога и начинали усердно посещать церковь. Каялись и просили тюремного капеллана отпустить грехи. Учащались нервные припадки. Иногда среди ночи спящих будил протяжный, полный тоски и страха крик. Тогда в коридоры из камер летели ругань и требования навести порядок.
В день казни Кида Эль пригласил Портера на внутренний специальный дворик.
— Вот он… Вон тот парень, который гуляет с надзирателем, видите? Идите, поговорите с ним. Надзиратель позволит, я договорился.
Портер подошел к Киду. Все трое пошли рядом и в течение нескольких минут прогуливались взад и вперед по двору. Осужденный положил свою руку на руку Билла и, видимо, обрадовался возможности поговорить.
Когда Портер вернулся к Дженнингсу, лицо его было покрыто болезненной желтизной, а короткие пухлые руки так сильно стиснуты, что ногти впивались в ладони.
— Эль, это черт знает что! Это гнусно. Я думал, что он мужчина, но ведь это ребенок. Он не боится. Он как будто не понимает, что его собираются убить. Он, кажется, не знает, что такое смерть. Вы видели, как он положил свою руку на мою? Ведь это просто невежественный мальчик. Ему семнадцать лет. Он говорит, что он невиновен. Он уверен, что в последнюю минуту произойдет что-нибудь неожиданное и он будет спасен. Эль, расскажите мне, в чем его вина?
Дженнингс был знаком с обстоятельствами этого дела.
Против Кида имелись тяжелые улики. Раз в воскресенье он отправился с товарищами купаться на реку Сойото. Домой он вернулся один. Он не мог сказать, куда пропал его товарищ. Три недели спустя далеко в низовьях реки, в тине, нашли тело. Опознать труп не представлялось возможным. Все лицо было съедено рыбами.
Родители пропавшего явились в морг. Они осмотрели останки, нашли на разложившемся теле родимое пятно и заявили, что это и есть их сын. Кида арестовали. На суд вызвали свидетелей. Те показали, что видели в день исчезновения на берегу Сойото двух мальчиков — и один из них был Кид. Мальчики якобы ссорились. Кид схватил своего приятеля за руку и потащил к реке с криком: «Вот погоди, я тебя брошу в воду!» Эти слова слышали двое мужчин и женщина. Кид был осужден на основании косвенных улик.
— Я достал для вас пропуск на казнь Кида, — сказал Эль Портеру накануне.
Билл посмотрел на Дженнингса.
— Неужели это случится, Эль?
— Конечно. И я должен присутствовать при казни и составить акт. Это одна из обязанностей секретаря начальника тюрьмы.
Билл долго раздумывал. Потом покачал головой.
— Простите, полковник. Благодарю 'вас за ваши старания, но я не могу пойти на казнь. Я скоро освобожусь. Для меня достаточно и того, чего я насмотрелся раньше.
… Эль отправился в отделение смертников один.
Кида привели в камеру, где совершалось электрокутирование, два стражника. За ними шел священник, читая нараспев по открытой библии. Лицо Кида было словно вылеплено из глины. Веснушчатый нос торчал как-то неестественно. Глаза были широко раскрыты. Подбородок трясся так, что отчетливо было слышно, как стучали зубы. Стражник налил стакан виски и протянул его Киду. Это было принято — подбодрить человека перед последней встряской.
Кид оттолкнул стакан.
— Мне ничего не надо, спасибо.
Он наклонил голову, и Эль увидел большое, круглое, чисто выбритое пятно на макушке. Его подвели к стулу, усадили, притянули руки ремнями к подлокотникам, а к голым икрам ног и к голове приложили медные электроды.
Начальник тюрьмы подошел к Киду и назвал его по имени.
— Сознайтесь, Кид, — сказал начальник.
Кид долго смотрел на него, словно не понимая вопроса. Наконец пробормотал:
— Я не виновен. Я не убивал его.
— Хорошо, — сказал Дэрби, прошел за перегородку и повернул рубильник. Синеватое пламя метнулось вокруг головы Кида, опалив ему волосы. Тело дернулось, выгнулось дугой и, обмякнув, упало в кресло.
Дэрби повернул рычаг обратно и, не глядя на окружающих, вышел из камеры.
«… Хорошо, что Портер вскоре освободился, — вспоминал позднее Эль. — Когда истина выплыла наружу, Портера уже не было в тюрьме.
Газета «Спешная почта» опять вернулась к этой истории, изложив все обстоятельства дела. Мальчик Боб Уайтни, тело которого, как предполагали, выбросила Сойото, нашелся в Портсмуте. Он попросту в тот день сбежал из дому и уехал к своей двоюродной тетке. Он написал оттуда своей матери. Он ничего не знал о казни Кида».
Последний день предпоследней недели был вычеркнут из самодельного календаря. Биллу Портеру оставалось пробыть в тюрьме семь дней.
Когда он приходил в почтовую контору, Дженнингс и Рэйдлер уже поджидали его. Ему пододвигали единственный удобный стул и ставили под ноги скамеечку. Они собрали для Билла целую кучу памятных вещиц. Фотографии некоторых арестантов, стальную цепочку для часов, сделанную в механических мастерских, деревянный портсигар и еще кое—какую мелочь.
— Спасибо, друзья! — сказал Билл, разглядывая подарки. — Я всегда буду помнить, что за этими стенами бьются два добрых сердца. Я выразился тривиально, но, право, в эту минуту я не мог выдумать ничего подходящего. Простите меня.
Рэйдлер поднес кулаки к лицу и пробормотал:
— О, дьявол, почему бывают на свете такие люди? Почему мне, недостойному, себялюбивому, ленивому человеку, достались такие спутники? Почему я ничем не могу отплатить им за все, что они для меня сделали?
— Успокойтесь, Билли, — сказал Дженнингс. — Бог знает, что делает. Мы в его власти. Портер, я хочу дать вам совет. Надеюсь, вы разрешите? Я прошу вас об одном: запомните все, что вы здесь видели, ибо все, что творится здесь, неповторимо. Никогда и нигде на земле больше вы не увидите преисподней. Она здесь во всей мерзости и величии ужаса своего… Мне жаль, что ваше перо не расскажет об этом людям. Но я клянусь вам, Портер: если счастливый случай поможет мне выбраться на волю, я напишу свою книгу.[6] Я всему свету расскажу о нашей жизни в каторжной тюрьме Огайо. Благословите меня!
— Билл, смеясь, поднял руку и перекрестил Дженнингса.
— Ну что же, путь добрый. Пишите. Только с одним условием: первым редактором вашей книги буду я.
— Согласен. А теперь, Портер, скажите, что вам еще нужно. Не забудьте, что я секретарь Дэрби и в моей власти не только канцелярские стулья.
Билл улыбнулся.
— Что ж, полковник, я буду просить об одолжении. Вам я не боюсь быть обязанным. Все равно мне никогда не отплатить вам за все услуги. И я знаю, что вы не поставите мне этого в вину. Дело вот в чем. Когда я поступил в это заведение, на мне был хороший шерстяной костюм. Он и сейчас на мне, но… пять лет для шерстяной материи, произведенной даже на бостонских фабриках, почтенный возраст, не так ли? Пустите же в ход все ваше влияние, Эль, и достаньте мне приличное платье на каждый день. Мне хотелось бы что-нибудь темно-коричневое.
