Ознакомительная версия.
И снова и снова понимаю: именно это был мой «Рубикон», только, в отличие от Цезаря, я не вошел бы в Рим и не стал бы его императором, а потерял бы навсегда свою душу, и без того чёрную, и без того уже почти не мою, пронзённую не двадцатью с лишним ударами кинжалов, а десятками загубленных жизней, в том числе и собственной…
…Я сидел, а люди всё шли, в основном небольшими, в кожу одетыми группками. Активным движение было не более часа, всего около 50–70 человек, как мне показалось, а инициирующее дистанционное устройство, то есть пультик от него, всё жёг руку и предостерегал от, малейшего шевеления. Мне казалось: пошевелись я хоть чуть, и опять стану прежним, и тогда всё. И только сейчас появилась настоящая радость, всё возрастающая и крепнущая оттого, что ничего не произошло, и оттого, что виновником возможного ужаса, чуть было не произошедшего, не стал я. Этот день стал самым чистым, взамен, возможно, самого гнетущего момента моей жизни, когда случайно погибла девочка (правда узнал я об этом лишь после ареста, до того же будучи уверен, что она не пострадала, ведь я все для этого тогда сделал), отделяющий всего каким-то шагом от пропасти.
Дождавшись пустоты и сумерек, разминировал… Нет, не трясущимися руками, а спокойными мерными движениями, принёс в квартиру, рядом расположенную, где собирался отсиживаться, переоделся и с некоторым напряжением, через усилие, посмотрел в зеркало и, успокоившись, выдохнул: всё тот же обычный, но с какой-то новой искоркой во взгляде, и не тот, что был в отражении — морщинистый и землистый, — того я не знал, не хотел знать и даже вспоминать.
Написав эти строки, представляю состояние читающего и вспоминающего, что писавший их, обвинялся более чем в десяти убийствах, и это, чистейшая правда.
Действительно, как понять такое? Многие не станут и пробовать, на что имеют полное право. Но желающий попытаться, должен отойти от всяческой суеты, а сначала, по словам князя Е. Трубецкого, «Чтобы осознать суету, наша мысль должна обладать какой-то точкой опоры вне её». Ну, а если нет, то пусть убийца остается убийцей, как бы он ни подходил к этому. И я не стану пытаться объяснять, что люди, занимающиеся одним и тем же, все же отличаются друг от друга, и порой — кардинально, скажем, как два разбойника, распятые со Христом. Раскаяние одного из них принято святыми отцами как идеальное, и он первый из когда-либо живущих вошёл во врата Царствия Небесного. Второй же, погрязший в понравившемся ему грехе, погибнет. Суть произошедшего — буквально в краткосрочном моменте, который стал границей. Оба эти человека, наказанные тогдашним законом за свои тягчайшие преступления — грабежи, убийства и так далее, — имели по материальным, земным меркам одинаковый конец: наказание физическое и ограждение общества от их посягательств на ценности и жизни других людей.
Но если обратиться к духовному, что, как представляется, есть основа всего материального, то человек может изменяться ежесекундно. Может каждый, но происходит это крайне редко. Хочется верить, рассказывая о происшедшем на кладбище, что нечто подобное, пусть даже и отдалённо, произошло и со мной, пусть даже и просто остановило. И я до сих пор это чувствую, и по сей день стараюсь на это опираться, выстраивая всю свою дальнейшую жизнь.
Каким я стал после, каким был ранее, какой сейчас, каким буду, каким выйду, если выйду? Время ответит на эти вопросы, а люди, окружавшие, бывшие рядом, и те, которые будут свидетелями в грядущем, своими мнениями либо опровергнут мои старания и надежды, либо подтвердят их, а может, что хуже, покроют всё бесцветными красками равнодушия — на то воля не наша.
* * *
Потихоньку деятельность нашего «профсоюза» заглохла, но я уже не наблюдал его агонию. А в 2002 году и одном из предместий Барселоны в Испании был задержан «Ося», Андрею тоже довелось посетить тюремные апартаменты того же государства. По прошествии времени оба оказались в России, и не для всех экстрадиция прошла гладко: и тот, и другой предпринимали попытки получить политическое убежище, что оказалось полезным лишь для адвокатов, обещавших удачные исходы и сработавших на этом приличные гонорары.
Мою же жизнедеятельность можно охарактеризовать словами Экзюпери, написанными о планете маленького принца: «Встал поутру, умылся, привёл себя в порядок, и сразу же приведи в порядок свою планету», — с той лишь разницей, что я был не одинок. Круг общения, небольшой и замкнутый, несмотря на плавность и размеренность жизни при новых интересах, работе и ощущении счастья в настоящей семье, хоть так и не закреплённой на бумаге, немного омрачалось вынужденностью нелегального положения.
Но всё затмил ставший центром вселенной недавно родившийся маленький человечек, и отцовство преобразило меня, как и любого, когда появляется дочка.
То, о чём я мечтал, пришло в 2004 году: частный дом, спокойная, достаточная творческая работа, любимая женщина, семья, гости и даже родственники, правда, с большой осторожностью, и то из-за старости отца и бабушки, и появившаяся надежа, правда, с редкими всплесками интуитивного предвидения. Кто понимает бесценность долгожданного счастья, такого обыденного для многих, что они и за счастье его не считают, тот поймёт, почему я не исчез, покинув дорогое и желанное. А желание полноценно жить, пусть и совсем чуть, пересилило все страхи. И, окунувшись в радужность достигнутого, я сам же определил своё будущее на ближайшие 15–20 лет, и этим выбором вправе гордиться!
Свой путь избегания ареста, которым я не воспользовался, ввиду сделанного выбора, отдал другому человеку. По крайней мере, среди арестованных его нет, как, впрочем, и преступлений на его совести, кроме, собственно, участия в ОПГ и близости к одному из «главшпанов».
Всё же однажды удержаться я не мог, к тому же дело касалось возможной будущей работы, которая навсегда решила бы мои трудности и финансовые в том числе.
Более всего на принятие решения помочь повлияли дикая наглость и хамство людей, позиционирующих себя как друзей, даже в какой-то мере учеников тех, которых они, немного набрав силы, ввели в заблуждение, а затем и обворовали. Всё, что нужно было сделать, — собрать компромат. Это не составляло трудности, лишь требовало времени и уверенности найти доказательства сфальсифицированного превращения тридцати с лишним процентов некоего НПО, принадлежавших как раз человеку, который доверился своим «ученикам» и, в случае успешно проведённого сбора информации и доказательства мошенничества, он наверняка захотел бы предоставить мне работу.
Увы, не успел. Следствие же успешно доказало, что никакого злого умысла у меня в отношении физических лиц, а равно и материальных ценностей, не было, кроме несанкционированного прослушивания телефонных переговоров, что и выразилось в предъявленных мне статьях. Правда арестовали меня по обвинению в подготовке убийства именно одного из представителей этой компании.
Ознакомительная версия.
