— Бойко, мышь дремучая, и холодильник прихватил, да еще и мусоров за ним послал, — заскрежетал Жура и, обернувшись к вертухаям, по-свойски продолжил: — Парни, вы че ему нанимались мебель таскать?
— У нас на то специально обученные баландеры приспособлены, — дабы не падать в глазах арестантов, выдал капитан.
Время шло к обеду, я принялся за капустный салат. Очень простое, вкусное, полезное и относительно долгоиграющее блюдо. Кочан капусты мелко нашинковывается пластиковым «перышком», крошится на терке тройка морковок, все это перемешивается, сдабривается столовой ложкой сахара и ложкой соли, поливается двумя выжатыми лимонами и подсолнечным маслом. Около часа настаивается.
— Сережа, ты капусту будешь? — подмигнул мне Сергеич.
— Буду, — с готовностью откликнулся Жура. — Я, как Герасим, на все согласен.
— Капуста — это ж козья еда, ее блатные не едят.
— Короче, я в отказе. Потом лучше колбасы поем.
— Так ты с нами есть отказываешься?
— Ага.
— Мурло, может, ты чувствуешь за собой чего? Тогда иди посуду свою меть…
После обеда заварили чай. Сергеич, чтобы стабилизировать давление, пил исключительно черный без сахара. За разговором я не переставал думать, как удобнее устроить «письменный стол». За общим работать крайне неудобно из-за постоянного гастрономического движения, а на верхней шконке через час письма начинает ломить спину. Выход нашелся. Я отсоединил верхнюю корзину из-под полок для овощей, перевернул ее, на промежуточные трубки закрепил пустые бутылки — получился аккуратный журнальный столик, к которому перевернутое ведро с накинутым на него свитером идеально подошло рабочим креслом. Камера приняла ноу-хау на ура, и вскоре возле шконки Кумарина появился еще один такой столик. Со временем изобретение совершенствовалось — появилась дополнительная секция для газет, под столешницу приспособили шахматную доску, что позволяло использовать модернизированную модель самодельной мебели как шахматный столик. И хотя мусора регулярно разбирали конструкцию, изымая бутылки и раскалывая хрупкий пластик, мы без труда реставрировали столики, запаивая сломанные детали расплавленным целлофаном.
После пяти часов, когда вызов к адвокату или следователю становится маловероятным, хата превращается в мини-спортзал. Владимир Сергеевич извлекает из-под шконки баул с 20–30 пакетами молока, которые распределены по двум майкам с заштопанным низом. После тщательной разминки начинается расписанный на неделю в особой тетради комплекс упражнений: отжимания от скамьи, подтягивания на верхней шконке… На плечи навешивается по майке, набитой молоком — так разрабатывается плечевой пояс. Без жалости к себе Сергеич нагружает единственный бицепс, а короткое окончание правой руки использует как рычаг для укрепления пограничных с ним грудных мышц. С посторонней помощью Сергеич разминает только спину и шею. К тренировкам, впрочем, как и ко всему, подходит с исключительной педантичностью и строгостью. Сначала Владимир Сергеич берет веник и тщательно подметает хату, несмотря на наше рвение сделать это самим. Далее следует четыре-пять различных упражнений по пять подходов. Их количество непременно заносится в тетрадь, подходы отмечаются спичкой по часовым секторам (первый подход на 12 часов, второй — на 3 часа, третий — на 6, четвертый — на 9, пятый — на 12). Самодисциплина доведена до автоматизма. Требования, которые Владимир Сергеевич предъявляет к себе, невольно становятся нормативом для нас. Кажется, что такие нагрузки несовместимы с его нездоровьем, но именно оно и являлось мощнейшим стимулом для спорта. «Если буду лежать, то не встану. Если не буду тренироваться, то умру. Надолго меня не хватит», — говорит Сергеич, заглушая страдания физическими истязаниями.
В продолжение зарядки такие же безжалостные водные процедуры. Сергеич набирает в пластиковый таз ледяной воды и десять минут держит в ней ноги, пытается удивить расслабленную иммунку, заставить организм сопротивляться недугу.
— Может, в домино сыграем? — предложил Олег, когда Владимир Сергеевич разобрался со спортом.
— Не умею, — честно признаюсь я. — Лучше в шахматы.
— В шахматы я не силен, — развел руками Олег. — А в домино быстро сообразишь. Будешь, Володь?
— Почему нет? — поддержал идею Сергеич.
Игровую площадку разбили на койке Ключникова, положив на нее шахматную доску. Вокруг собрались все сокамерники.
— В правой руке шарик, в левой руке пусто. Смотрите внимательно, выиграете обязательно, — бубнил себе под нос Серега, набирая костяшки.
Условились играть без интереса до двухсот очков. Правила просты. Если партия оканчивается «рыбой», то тому, у кого больше, записывается все остальное, оставшееся у всех на руках. Если кто-то первым скидывает доминошки, то другим в зачет идет только свое.
И хотя стратегию игры я пока понимал смутно, игра оказалась азартной и веселой. Я сидел по левую руку от Кумарина, который подсказывал, с чего лучше пойти. В первую партию отстрелялся Жура, каждый загрузился за себя. Вторая закончилась аналогично. Серега потирал руки, я набрал 14 очков, Сергеич — 24, Олег — 38.
— Хреновая лошадь со старта прет, — прокомментировал промежуточный успех сокамерника Сергеич.
Третья партия изменила ход встречи. Серега сидел на шестерках, и вроде бы все шло по накатанной.
— Поставь «пять четыре», у тебя же есть, — клянчил Жура у Кумарина.
— В картишки нет братишки. — Кумарин закончил партию «рыбой».
Сереге разом записали 101. Кумарин запросто строил игру против Журы, и дальше голы летели в одни ворота.
— Моргнул, браток, нам такие позарез нужны, — похлопывал Сергеич Журу по широкой бугристой спине после очередной загрузки последнего.
— Как же вас обмануть, — ворчал Серега, сообразив, что в игре ему выпала скучная роль лоха.
— Обмани прохожего, на себя похожего. Рыба! — Сергеич забил дупляком два оставшихся конца, пополнив актив спортсмена еще полсотней очков.
— Ладно, — грустно встряхнул головой Серега, услышав финальные цифры. — Расход по мастям и областям.
Предложение вполне резонное, поскольку над вратами уже горела лампочка — шла проверка.
Смена ДПНСИ по кличке «Крыса», полученной за соответствующее физиономическое сходство. За его спиной маячит замначальника СИЗО по режиму Кузьминок, как всегда в парадном полковничьем кителе и накрахмаленной белой сорочке.
— Интересно, почему у Кузьминка погоняло «Версачи»? — вслух размышлял Олег, когда цирики ушли и лампочка погасла.
— Сам не догадываешься? — моментально откликнулся Серега. — Модный, лощеный, возрастной, да и просто пидор.