После завтрака офицеры 9-ой роты свободны. Бал начинается только в 7 часов, сразу же после солдатского ужина. Но нам с Романовским, в качестве главных распорядителей, придется прийти немножко раньше. На бал форма одежды офицерам — кителя, в предвидении оживленных танцев самые старые, а чинам — гимнастерки. В 7 часов в роте все уже готово и все на своих местах. Пришла полковая музыка, конечно, не целиком, полковой адъютант согласился прислать десяток музыкантских учеников. Так как все они умеют играть марш, польку, вальс и кадриль, это все, что нам нужно. Половина восьмого. Оглядываю бальный зал и с беспокойством убеждаюсь, что кавалеры налицо, а дам нет. Они отсутствуют. Офицеры приглашенные пришли и музыка для оживления уже два раза сыграла марш. В канцелярии сидит жена Романовского, Л. М. Штейн и еще одна молоденькая офицерская жена. Всего три. И это все. Нельзя же с тремя дамами начинать бал?!
Говорю Л. М.:
— Что же мы будем делать, если никто не придет?
А она говорит:
— Не беспокойтесь, придут, Вы женщин не знаете. Они всюду всегда опаздывают.
Еще минут через 20 пришли первые гостьи. Пожилая женщина в ковровом платке и с ней две барышни в шляпках. Приемная комиссия к ним бросилась и отобрала у них билеты, но те прямо прошли в фельдфебельскую комнату. Оказались родственницы Новикова. Барышни все-же сказали, что будут танцевать. Еще через несколько времени явились три девицы из Офицерского дома. Подождали еще и еще, никто не приходит. Пришлось открыть бал с восемью наличными дамами, и на пять из них хватило офицеров. Придворные балы начинались с полонеза. Дирижер Азанчевский велел музыкантам играть марш и поставил нас в пары. Еще пар десять составили из танцующих чинов, сказав им, чтоб танцевали друг с другом, как говорилось «шерочка с машерочкой». После марша танцевали польку, потом вальс, потом кадриль… Азанчевский проявлял максимум энергии, водил кадрильную цепь по всем взводам, кричал и командовал, музыканты изо всех сил дули в трубы и били в барабан. Шуму было много, но настоящего веселья все-таки не получилось. На вечеринках молодые люди без девиц по-настоящему веселиться не могут. А мы, устроители, не сообразили одного, и самого главного, что хорошие девушки к солдатам танцевать в казарму, да еще в первый раз, прийти побоятся.
В 11 часов гости ушли, музыку отпустили и рота стала укладываться спать. Полицейская комиссия, которой к счастью ничем своей деятельности проявлять не пришлось, — пьяные если и были, то все держали себя чинно, благородно, — последний раз обошла подвальные помещения и доложила Романовскому, что нигде никакого беспорядка не замечается. Последними из роты вышли мы, и выходя решили, что если будем живы и здоровы, на следующий ротный праздник балов устраивать не будем, а наймем фокусника.
Высокое начальство — портретная галерея
В Ярославском кадетском корпусе, где я проучился семь лет, у нас в классе под стеклом висела таблица высокого начальства, которую мы должны были знать наизусть, со всеми чинами и титулами. Если где-нибудь наврешь, — без отпуска. Знали мы ее, разумеется, на зубок. Возглавлялась таблица императорской фамилией, из тех, кто был повиднее.
После самого царя, шел его двоюродный дед, Михаил Николаевич, который носил название «генерал-фельдцейхмейстера».
Из-за «фельдцейхмейстера». который на простом языке обозначал начальника всей артиллерии, и которого произносить было нелегко, в свое время было пролито не мало мальчишеских слез.
За фельдцейхмейстером шли «дяди государя» и из них первым стоял: «Его Императорское Высочество, великий князь Владимир Александрович, главнокомандующий войсками гвардии Санкт-Петербургского военного округа».
«С ним» я не служил, т. к. в год моего выхода в полк (1905), он уже ушел. Но помню я его очень хорошо и лично и по рассказам.
Несколько ниже ростом, чем все старшие Романовы, он был очень красив и представителен. Носил короткие бакенбарды, как во времена Александра II, и обладал весьма звучным и приятным барским баритоном. Сильно картавил, говорили, еще сильнее, чем отец.
Как и полагалось начальству доброго старого времени, он никогда никого не ругал и не разносил, а только хвалил и благодарил. Неизвестный до того для высокого начальства обычай разносить и браниться, ввел Николай Николаевич, его заместитель.
Во времена близкие к моим, на лошадь Владимир Александрович садиться уже не любил, а больше ездил в коляске, в лагерях на тройке и на широких козлах, рядом с кучером, адъютант.
Рассказывали про него, что едет он раз в Красном Селе по авангардному лагерю, где стояла 23-ья пехотная дивизия, полки Печорский и Онежский. Катят по военному полю и подъезжают к полку, который производит ученье. Владимир Александрович привстает в коляске и звучным, сдобным баритоном кричит:
— Здогово Печогцы!!!
Но адъютант заметил ошибку и нагибаясь с козел поспешно докладывает:
— Онежцы, Ваше Высочество!
— Здорово Пе-че-неж-цы! — поправляет Вл. Л. и под громкий ответ «печенежцев» — «здравия желаем ва-ва-ва-во» следует дальше.
Первые числа, августа. Чудный летний вечер с маленьким ветерком. Солнце почти уже село.
В Красносельском лагере происходит «заря с церемонией».
Царь со свитой, совершив объезд всего главного и авангардного лагеря вернулся к царскому валику, между Семеновским полком и артиллерией и слез с лошади.
Солдаты в белых рубашках, без оружия. При тесаках только дневальные под «грибами». Все стоят на передней линейке группами и поют песни. Командир и офицеры, все без оружия, но в белых перчатках, стоят большой группой впереди знамени, мирно беседуя. На широком лоснящемся «гунтере» подъезжает В. А. Приехал поздороваться и поболтать. Командир говорит: «Господа офицеры!» Все вытягиваются и берут под козырек.
— Командиру мое высокое почитание, господам офицегам здгавия желаю!
Командир, ген. Пенский, с которым В. А. на «ты», и старшие офицеры подходят к лошади и начинается приятный разговор. Всех старших офицеров В. А. знает в лицо. Держится важно, но во то же время с большой простотой. На прощание, повышая голос так, чтобы все слышали, говорит:
— По тгадиции полагается гасказать. Когда мой дед (Николай I) в эту ночь спал в палатке, как газ на этом месте (показывает на ка раульную палатку около знамени), готные командиры клали кгугом в палатки солдат, котогые не хгапели!
В великом посту жена Вл. Ал. вел. кн. Мария Павловна старшая устраивала у себя во дворце на набережной грандиозный благотворительный базар. Несколько вечеров перед этим наши офицеры приглашались во дворец помогать разбирать вещи и устраивать киоски. Часто их оставляли обедать. За обедом была только семья, несколько чинов двора и человек 6–7 наших. Как хозяева, и Вл. Ал. и Мария Павловна были очень любезны и очень внимательны, особенно с теми, кого они меньше знали.
