О Сталине Руисгиньясу всегда упоминал как бы между прочим. Было понятно, что это не герой его романа. А вот Гитлеру и Муссолини он посвятил весьма неравнодушные слова:
«Когда выступает фюрер германской нации, города Третьего рейха пустеют, как по мановению руки. Гитлер субъективен, романтичен, пылок до сумасшествия в своих политических комбинациях. Речи Гитлера многое теряют на бумаге, их нужно слушать по-немецки, живьем, стоя перед трибуной. Поражаешься, с какой легкостью ему даются слова, как легко он варьирует голос, доводя его до крещендо, когда звуки становятся гортанными и непреклонными, как сталь, магнетизируя аудиторию…»
Однако, по мнению Руисагиньясу, «только Муссолини является наиболее величественной фигурой XX века, гениальным государственным деятелем. Когда-то фашизм принадлежал только Италии, сейчас он распространяется по всему миру. Достижения дуче общеизвестны: он создал концепцию “тотального” государства, модернизировал корпоративную и профсоюзную системы и, отстаивая идеи социальной справедливости, полностью снял проблему классовой борьбы в своей стране. Ему принадлежит героическая концепция жизни, столь необходимая Аргентине…»
Иосиф усмехнулся, выслушав последние слова Руисагиньясу: теперь все понятно, в Розовом доме — президентском дворце — намерены строить фашизм по итальянским калькам, но с аргентинским лицом. Тогда к чему все эти разговоры о нейтралитете?
Новая страна — новый псевдоним: Иосиф стал «Артуром». Романтический герой Войнич, предпочитающий смерть бесславию, не казался ему литературным преувеличением, мелодраматичным чтением для подростков.
«Возьмешь паузу в Аргентине, — сказал ему на прощание «Том». — Пусть ищейки потеряют твой след, утихнет шум погони. Будь уверен, о Троцком скоро забудут. Пройдет несколько месяцев, и его уход в мир иной будет интересовать только историков. Грядут другие события. Поэтому не расслабляйся. Курортная жизнь не для разведчиков. Помни: перед тобой стоит задача легализации. Надо нормализовать ситуацию с документами, создать приличную крышу. Не забудь о подборе почтовых ящиков, список пошли в Нью-Йорк. Центр напомнит о себе в самый неожиданный момент. Так всегда бывает, ты знаешь».
* * *
Григулевич прибыл в Аргентину по чилийскому паспорту. В соответствии с иммиграционным законом документ был задержан властями в порту Буэнос-Айреса. Возвратить его должны были накануне выезда владельца из страны. Таков установленный порядок. Но Иосиф не планировал на ближайшие месяцы поездок за границу, и потому даже не пытался «вытащить» паспорт из полиции. Лучше перестраховаться. По этой чилийской «липе» можно было установить, что владелец ее проживал в Мексике. Кто знает, какие ассоциации вызовет название этой страны у бдительного полицейского агента.
Так что чилийский паспорт благополучно затерялся среди тысяч и тысяч «забытых» в иммиграционном департаменте документов. Вряд ли он будет полезен агентам: отпечатков пальцев на нем не было, а фотография большого сходства с Иосифом не имела. Вместо «липы» ему в качестве временного удостоверения личности вручили карточку с номером. Никаких персональных данных, лишь дата въезда в страну: 24 декабря 1940 года. Канун Рождества, когда самые ревностные полицейские служаки теряют бдительность, стараясь поскорее сесть за праздничный стол в кругу семьи.
В Аргентине, которой правили военные, находиться в положении «беспаспортного» было крайне опасным. «Адресок», где могут помочь с легализацией, Иосифу подсказал старый друг-товарищ Моисей Тофф, который считал необходимым помогать в беде всем евреям, каких бы политических взглядов они ни придерживались. Моисей для начала связал Иосифа с Хулио Морено, частным сыщиком агентства «Дрейфус». Тот через друзей в полиции получил дубликат удостоверения личности Григулевича, которым он пользовался во время первого пребывания в Аргентине, а также свидетельство о благонадежности. Все это обошлось в 50 долларов.
Через неделю Моисей свел Иосифа с представителем еврейского благотворительного общества Давидом Гольдманом. У этого мага и кудесника «незаконного документирования» было все «схвачено» в отдаленной провинции Чако, что граничила с Парагваем. Благодаря Гольдману были натурализованы десятки немецких, польских, венгерских и других евреев, которые накануне войны предусмотрительно покинули европейский континент. Конечно, все делалось за деньги, и немалые.
Проблема состояла в том, что в конце 30-х годов в Аргентине издали декрет, запрещающий органам власти выдавать документы для натурализации подданных воюющих или оккупированных стран. Лазейка в «железном» законодательстве страны все-таки имелась: правительственные декреты юридически не являлись обязательными для судебных инстанций, которые руководствовались только законами, одобренными парламентом. Вот этот «зазор» и использовал Гольдман, чтобы оформлять нужные документы преследуемым соплеменникам и тем самым недурно зарабатывать на жизнь.
Для консультации с Гольдманом Иосифу пришлось отправиться на его дачу в Эль-Тигре. Гостю предложили воды, и тот с жадностью выпил ее. Жарко, а добираться до Эль-Тигре пришлось два часа. До появления просителя хозяин мирно сидел в кресле и читал роман аргентинского писателя Уго Васта «Кагал».
Перехватив удивленный взгляд Иосифа, Гольдман объяснил:
«Да-да, это антисемитский писатель. Недавно его издали в Германии. Хочу понять, что понравилось нацистам в этой книге. А заодно, что думают о нас коренные аргентинцы».
«Уго Васт — реакционер, — сказал Иосиф. — Почти фашист. Его мнение ничего не стоит».
«Это как смотреть. А вдруг это одно из первых предупреждений для нас? Не готовят ли в Аргентине такую же охоту за евреями, как в Европе? Стефан Цвейг недавно выступал по этому поводу, предостерегал. Вот цитата из предисловия Васта: “Аргентинцы не выдумали еврейский вопрос. Он существовал за пределами Аргентины много раньше, чем появились мы, аргентинцы. Но теперь этот вопрос встал и перед нами”. Когда начинают говорить о “еврейском вопросе”, жди беды. Может, и мне вскоре придется искать спасения в чужой стране, добиваясь права на жительство всеми доступными способами…»
Они сидели под большим полосатым зонтом в легких скрипучих креслах из плетеного тростника. По зеленоватой поверхности речного протока время от времени проплывали лодки с флиртующими парочками, проносились катера, скользили изящные яхты с пассажирами в белых костюмах. Иосиф провел рукой по зеленой поверхности бутылки из-под минеральной воды. Прочел на этикетке: «“Вильявисенсио”. Неповторимая прохлада андских вершин».
