— Видите ли, — сказал он, смеясь, — таковы итальянцы: их героический порыв не остановит ничто.
Но, как оказалось, и его терпению имелись границы. Однажды произошло «омрачение отношений», но как истинный дипломат, Чиано, не выдержав долго, пошел на «формальное разрешение конфликта». Он прочитал сыну целый протокол заключения мира, после чего они обменялись рукопожатием, положившим конец ссоре. Протягивая отцу правую руку, сорванец левой схватил башмак и'запустил его в брата, стоявшего во время этой церемонии в некотором отдалении. Чиано хотел было рассердиться на неуспех своего дипломатического воспитательного метода, но предпочел смириться и сказал, пожимая плечами, со смущенной улыбкой:
— Чего вы хотите, это — типично по-итальянски.
Конечно, южно-американский план следовало держать в секрете, и пока Чиано пообещал мне не говорить о нем даже с женою. Я опасался, что графиня расскажет обо всем своему отцу, который к тому времени был уже освобожден и размещался неподалеку от виллы Чиано. Тогда могли бы возникнуть большие трудности: нельзя было, чтобы о нашем намерении преждевременно узнал Гитлер. Вообще-то, конечно, было необходимо получить его согласие, ибо я не мог отправить Чиано вместе с семьей за границу под личную ответственность. Но для этого следовало выждать подходящий момент, когда Кальтенбруннер или Гиммлер смогут доложить фюреру официально о плане в связи с каким-либо подходящим вопросом, который облегчил бы получение «добро» Гитлера. Кальтенбруннер расценивал такой шанс позитивно, исходя из того, что Гитлер видел в Чиано и без того крупного спекулянта и мошенника и сочтет поэтому возможным использовать его способности в немецких интересах. Кроме того, Гитлер будет побаиваться, что Чиано, находясь в Германии или Италии, сможет вновь оказать свое влияние на тестя, что облегчит возможность убедить фюрера в целесообразности выдворения графа за границу. (К этому времени Эдде удалось добиться примирения своего мужа с отцом. То, что оно было не окончательным, тогда не предполагалось.)
Несмотря на договоренность, Чиано все же рассказал кое-что своей жене о наших планах. Собственно говоря, этого следовало ожидать, так как он не мог обойтись без объяснений, тем более что она была тогда нечто вроде его духовника. К тому же он ей полностью доверял и не хотел ничего окончательно решать без нее. Это-то, однако, его и погубило. 18 сентября графиня была телеграммой приглашена в ставку фюрера в качестве гостьи. О Чиано в телеграмме ничего сказано не было, что вызвало его раздражение. Я попытался уладить эту неловкость, обратившись в ставку и указав на то, что граф также является гостем фюрера и не следует так демонстративно его третировать. Гитлер тем не менее не изменил своего решения и, как мне передали, был на меня разгневан. Мне не оставалось ничего другого, как попытаться успокоить Чиано, что мне, наконец, удалось с помощью его жены. Мне даже удалось убедить графа, что с тактической точки зрения гораздо целесообразнее, чтобы его жена сначала съездила в ставку одна. Было известно, что Гитлер ей симпатизировал, а в отсутствие самого Чиано их разговор будет более непринужденным и открытым. Используя благоприятную атмосферу, Эдде удастся расположить Гитлера к мужу и устранить существующие между ними напряженные отношения. Мои аргументы подействовали на Чиано: его ум взял верх над тщеславием. В конце концов он был даже доволен, что ему не нужно ехать с Эддой, понимая: без предварительной подготовки разговор между ним и Гитлером приятным не будет.
По пути на аэродром и на самом аэродроме я просил графиню ничего не говорить Гитлеру о планах в отношении Южной Америки и тем более о дневниках ее мужа. Она обещала это, но слова своего не сдержала. В ходе разговора, который состоялся 20 сентября, она попросила Гитлера обменять семь миллионов итальянских лир, которые она привезла с собой, на испанские песеты. Когда же Гитлер удивленно спросил, для чего ей нужна испанская валюта, она посчитала необходимым рассказать ему о их намерении выехать вместе с мужем через Испанию в Южную Америку. Увидев холодную реакцию фюрера, она поняла, что допустила ошибку, и попыталась как-то поправить сказанное, не упоминая о действительных планах Чиано, чем только усугубила свою ошибку, сделав неправильный шахматный ход. В качестве аргумента она объяснила, что ее муж собирается остаться в Южной Америке, где напишет свои мемуары с последующим изданием, чтобы реабилитироваться перед международной общественностью. Ставшая заметно прохладной атмосфера их беседы после этого была уже ледяной. Гитлер прервал их встречу и попрощался под предлогом необходимости срочно переговорить с одним из командующих, прибывшим с фронта.
Вечером того же дня Эдда рассказала мне растерянно о том, что натворила. А на следующий день из телеграммы Кальтенбруннера, весьма холодного содержания, стало ясно, что отношение Гитлера к семье Чиано стало совсем плохим. О сложившейся ситуации довольно подробно говорится в дневнике Геббельса в записи от 23 сентября 1943 года.
Глава 7
Крах итальянского фашизма
«Фюрер рассказал мне подробно о встрече с дуче, которая произвела на него глубокое впечатление. На этот раз, однако, дуче выглядел не так, как на предыдущих встречах. По всей видимости, это связано с тем, что теперь он прибыл на встречу, не имея практически никакой власти, да и фюрер смотрел на него критически. Из катастрофы Италии дуче не извлек никаких моральных выводов, которые фюрер ожидал от него услышать Конечно, он был очень счастлив вновь увидеться с фюрером и опять насладиться свободой. Фюрер полагал, что дуче в первую очередь устроит показательный суд над своими предателями. Но этого не произошло, что свидетельствует о его ограниченности. Он не является революционером в том смысле, как это понимает фюрер или Сталин. Он настолько связан корнями с итальянским народом, что в нем нет революционного духа международного масштаба, духа преобразователя. Более того, его дочь Эдда и зять Чиано оказывают на него нездоровое влияние. От фюрера я впервые услышал, что Эдда — не дочь от его жены Рашели, а незаконнорожденное дитя, им удочеренная. Это многое объясняет. У меня и раньше возникал вопрос, почему Эдда так мало похожа на своих братьев Витторио и Бруно. Вот в чем, оказывается, скрывается ответ на этот вопрос. Фюрер не знает точно, от кого у Муссолини эта дочь, но предполагает, что она происходит от прежней связи дуче с какой-то русской еврейкой. Тогда многое становится понятным. Эдде удалось в корне изменить отношение дуче к Чиано. После прибытия Муссолини в Мюнхен она долго с ним беседовала в результате чего произошло примирение Муссолини с Чиано. И Чиано опять стал пользоваться расположением дуче. В этом заключается и разгадка образования новой фашистско-республиканской партии. Становится ясным, что дуче не может устроить суд над предателями из фашистской партии, если не в состоянии привлечь к ответственности собственного зятя. А ведь тому следовало бы с этим считаться. Будь Муссолини деятелем большого революционного формата, он воспользовался бы приглашением Чиано фюрером, чтобы лично посчитаться с ним. Но он этого не сделал, а посему находится в затруднительном положении в отношении своих предателей из числа фашистов. Фюреру стоило большого труда убедить дуче в том, что бывший его соратник Гранди является вполне осознанным предателем фашистской партии и лично его, дуче. Вначале дуче не хотел в это верить. Однако показательный суд над предателями из фашистской партии является обязательной предпосылкой восстановления фашизма. Рядовые фашисты в стране не смогут поверить в возможность нового расцвета фашизма, если личности, доведшие его до угрожающего кризиса, не будут привлечены к ответственности.
