о нем как о «древнем месте Колумбии». Причина отъезда: «Они заставили многих из наших детей взять в руки оружие. Власть захватили партизаны. Мы – духовная община».
Здесь, в этом отдаленном районе, у них есть школа и церковь.
«Мы, наконец, живем спокойно».
Они живут в глуши, но все же не хотят, чтобы были сделаны фотографии.
«Мы боимся, что они достанут нас».
Нас ведут на кухню: она сделана под навесом, очень хорошо устроена. Там деревянные скамьи и столы под полимерной пленкой. Они очень гостеприимны и приготовили обед из говядины, риса и супа. Они рассказывают мне о человеке, учению которого следуют, – современном философе Самуэле Ауне Веоре, чье учение посвящено тому, как люди могут стать лучше. Культура людей, ищущих бога. Главное в книге философа, учению которого они следуют, заключается в том, что все религии, по сути, являются одинаковыми. Возможно, реинкарнацией друг друга. От Будды до Иисуса. Ему следуют несколько тысяч человек в Южной Америке, это не пагубный культ.
Я начинаю понимать, что у этих людей очень интересное самовосприятие: какими бы отчаявшимися они ни были, они кажутся полными жизни и обладают страстью к жизни.
«У нас нет политических или экономических целей. Мы учим нашей вере бесплатно, это открыто для всех. Никакого деления из-за расы, национальности или социального происхождения».
Некоторые здешние люди не беженцы. Есть одна эквадорская семья. Они получили помощь для строительства школы, но им все еще нужны окна и учебные принадлежности.
Я не говорю по-испански, так что все разговоры всегда переводятся. Я начинаю чувствовать себя глухонемой – не хочу, чтобы кто-нибудь пытался со мной говорить, потому что чувствую себя неловко из-за того, что не могу ответить. Я спрашиваю, в чем они нуждаются.
«Вода. Электричество. Дренаж для сточных вод. У нас есть один генератор, но этого недостаточно».
Мы расспрашиваем колумбийца о его жизни. До того как поселиться здесь, он жил в своей стране.
«Там я продавал инструменты и пиломатериалы – я был торговцем. Но повстанцы вымогают деньги у всех, занимающихся бизнесом, и отсутствие защиты в городах делает невозможным содержание магазина. А земля не очень хорошая для выращивания зерновых».
Он кивает мне. «Вы задаете много вопросов. Должно быть, очень интересуетесь».
Когда ему объясняют, что я веду дневник, чтобы люди его прочитали, он сказал: «Вы – связь между теми, у кого нет ничего, и теми, у кого есть слишком много. Это прекрасно».
Мы немного поиграли с детьми. Теперь я понимаю, что все, что нужно, чтобы положить начало общению с детьми (особенно с мальчиками) по всему миру, – принести футбольный мяч. Мы принесли подарки, и они сохранили упаковочную бумагу для школы. Мы (сотрудники УВКБ) начали говорить об этом, когда уехали. Мы рассказывали друг другу истории об удивительных вещах, которые видели, сделанных беженцами из полиэтиленовых пакетов, проволоки и подобного. Все соглашаются, что одни из лучших среди них – автомобили, которые делают из проволоки, чтобы толкать и ехать. А еще, когда они скручивают кусочки полиэтиленовых пакетов, чтобы сделать похожие на веревки части, а потом сплетают их, чтобы получились корзины. Они рассказывают истории о семьях, которые их тронули, или такие невероятные вещи, как история про пару, которая пронесла через границу, а потом везла на лодке поросенка в безопасное место; поросенка (который, очевидно, испугался лодки) пришлось засунуть в мешок типа наволочки. Быть окруженной теми, кто так восхищается людьми, с которыми встречался в течение нескольких лет. Они считают, что беженцы потрясающие, и говорят о них как о друзьях.
Мы рано отправились обратно, так что остановились посмотреть пирамиды. Вышли из автомобиля, встретились с мужчиной в старой красной бейсболке, рабочих ботинках, традиционной кофте, который жевал травинку. Он ведет нас вверх по поросшему травой холму.
«Вот одна из четырнадцати пирамид».
У меня уходит некоторое время на то, чтобы понять, что я нахожусь в долине холмов странной формы, каждый с площадкой наверху, и мы на самом деле стоим на одном из них. Если отчистить их от травы и грязи, можно обнаружить здания, построенные из глины. Символы на верхушках служат для определения времени.
Местный гид рассказал нам, что Кито и Кара слились и стали известны как Китокара. Две культуры, которые существовали до инков. Поселившиеся здесь около 500 г. н. э., они противостояли инкам двадцать пять лет. Под предводительством прежней культуры, матриархата. В этом месте было обнаружено несколько керамических изделий.
Вулканическая кремневая скала использовалась для отражения света и коммуникации. Другие способы коммуникации – дым, свет и звук. Можно удивиться, насколько мы эволюционировали. Или скорее так: насколько выше наше качество жизни, чем было их. Этот вопрос более важен для людей этого региона, вовлеченных в сегодняшнюю войну.
На обратном пути к автомобилю мы проходим плантацию кукурузы. Многодетная семья – старшие помогают родителям работать, младшие играют. На сегодня работа закончена, и они ждут автобус. Уже поздно. Отец просит у Уильяма телефон, чтобы позвонить и попросить помощи. Дети едят кукурузные початки словно сахарный тростник. Я откусываю от одного. Он сладкий.
За ужином мы говорим о трудностях в помощи в этом регионе. Например, УВКБ: его главная обязанность – помогать беженцам. Но с течением лет УВКБ из-за мировой необходимости также стало помогать ВПЛ (внутренне перемещенным лицам). Но 98 процентов финансирования УВКБ – добровольные пожертвования от правительств и других благотворителей. Управлению еле хватает на то, чтобы выполнять свою главную обязанность. В прошлом году из-за уменьшения бюджета были сокращены многие рабочие места.
Кто-то за столом понятно объяснил, почему ВПЛ являются проблемой для УВКБ: представьте, что вы – отец четырех детей. Вы еле-еле сводите концы с концами. У вас едва хватает средств, чтобы кормить их, а вы находите двух беспризорных детей и знаете, что должны их усыновить. Вы знаете, что если этого не сделаете вы, это не сделает никто. И что вы будете делать? Каким-то образом вам надо найти способ. Если больше никто в международном сообществе не думает о помощи более чем одному миллиону ВПЛ в Колумбии (а это живые люди), то вам придется найти способ это сделать. На карту поставлены жизни людей, семей. Мы также говорили о других местах и людях мира. Я обнаружила, что это – обычное дело для сотрудников УВКБ, когда они собираются вместе. Это замечательно. Мне хотелось бы, чтобы мир мог видеть эти ужины и слышать то, что слышу я: они говорят о ВПЛ в Анголе, ситуации в Конго, курдах и о том, как о них забыли, Абиджане и почему так важно понять ситуацию там.
