Но если изложение какого-нибудь исторического факта должно доказать некоторую истину, имеющую общий характер, то этот случай должен быть развернут подробно и обстоятельно во всем том, что имеет отношение к данному утверждению; он должен быть в известной степени тщательно воспроизведен на глазах читателя. Чем менее окажется возможным этого достигнуть, тем слабее будет доказательство и тем нужнее будет заменить недостающую отдельному факту доказательность большим количеством подходящих фактов; при этом будет полное основание предполагать, что влияния частных обстоятельств, установить которые нет возможности, будут взаимно аннулированы при известном числе фактов.
Если хотят на основании опыта доказать, что кавалерии лучше стоять позади пехоты, чем на одной линии с нею, или что при отсутствии подавляющего перевеса сил опасно глубоко охватывать противника разобщенными колоннами – на театре войны или в сражении, следовательно, стратегически или тактически, – то в первом случае недостаточно назвать несколько проигранных сражений, где кавалерия была расположена на флангах пехоты, и несколько выигранных, где она стояла позади нее, а во втором случае недостаточно вспомнить о сражениях под Риволи и Ваграмом, о наступлениях австрийцев на итальянском театре войны в 1796 г. или о наступлении французов в том же году на немецком, но это надо доказать, тщательно проследив все обстоятельства и отдельные происшествия и выяснив, каким путем эти формы расположения или наступления могли существенно обусловить неблагоприятный исход. При этом будет также выяснено, в какой мере эти формы должны быть отброшены; последнее надо установить непременно, ибо совершенно огульное отрицание их во всяком случае не соответствовало бы истине.
Мы уже признали, что когда обстоятельное установление факта невозможно, то недостаточную доказательность можно заменить количеством примеров, но нельзя отрицать, что это – опасный прием, которым часто злоупотребляют. Вместо одного очень обстоятельно изложенного факта довольствуются тем, что вскользь упомянут три или четыре факта и тем самым достигнут видимости сильного доказательства. Между тем бьвают вопросы, в которых целая дюжина приведенных примеров ничего не доказывает, так как речь идет о явлениях, часто повторяющихся; следовательно, нетрудно подобрать другую дюжину примеров с противоположным исходом. Если нам назовут двенадцать проигранных сражений, где была применена атака разобщенными колоннами, то мы можем привести двенадцать сражений, выигранных при применении того же порядка. Отсюда видно, что этим путем нельзя прийти ни к какому выводу. Если продумать все сказанное, то станет ясно, как легко могут иметь место злоупотребления историческими примерами.
Событие, не воспроизведенное тщательно во всех деталях, а лишь затронутое поверхностно, на лету, подобно предмету, на который смотрят с очень большого удаления: мы уже не в состоянии различить положение его частей, и он кажется имеющим одинаковый вид со всех сторон. Подобные примеры действительно могут служить подтверждением самых противоположных мнений. Одни считают походы Дауна образцом мудрой осторожности, другие – робости и нерешительности. Энергичное продвижение Бонапарта через Норийские Альпы в 1797 г. может рассматриваться как проявление блестящей решимости, но в нем можно видеть и подлинную необдуманность. Его стратегическое поражение в 1812 г. может, с одной стороны, быть истолковано как следствие избытка энергии, а с другой – объяснено недостатком таковой. Все эти мнения действительно были высказаны, и легко понять, как они могли возникнуть; каждое из них рисовало себе связь между событиями по-своему. Во всяком случае, эти противоположные мнения не могут быть одновременно признаны, и какое-нибудь из них необходимо должно быть ложным.
Конечно, мы должны быть чрезвычайно признательны превосходному Фекьеру [44] за многочисленные примеры, содержащиеся в его мемуарах, – частично потому, что они довели до нас множество исторических данных, которых иначе мы были бы лишены, частью же потому, что Фекьер в своих мемуарах впервые произвел крайне полезное сближение теоретических, т. е. отвлеченных, представлений с практической жизнью, поскольку приведенные им случаи могли рассматриваться как пояснение и более точное определение его теоретических утверждений. Впрочем, он едва ли достигает у непредубежденного читателя наших дней цели, которою он главным образом задался – доказать исторически теоретические истины; хотя он порою рассказывает события весьма обстоятельно, однако многого не хватает, чтобы внутренняя связь приведенных фактов необходимо обусловливала сделанные им выводы.
Простые ссылки на исторические события имеют еще тот недостаток, что часть читателей, недостаточно знакомая с этими событиями или не вполне сохранившая их в памяти, не может воспринять при этой ссылке те мысли, какие имел в виду автор; читателю остается либо подчиниться впечатлению, производимому на него автором, либо продолжать считать вопрос открытым.
Правда, чрезвычайно трудно так воспроизвести или развернуть перед глазами читателя историческое событие, как это необходимо, чтобы им можно было пользоваться в качестве доказательства. Писатель большей частью при этом будет стеснен отсутствием данных, а также временем и размерами труда. Однако мы утверждаем, что там, где дело идет о том, чтобы установить новое мнение или разобраться в сомнительном, одно основательно изложенное событие более поучительно, чем десять поверхностно затронутых. Главное зло такого поверхностного отношения к истории заключается не в том, что писатель это делает в неосновательном предположении, будто он может им нечто доказать, а в том, что он никогда с этими событиями толком не ознакомится и что из такого легкомысленного, поверхностного обращения с историей впоследствии возникнут сотни ложных взглядов и теоретическое прожектерство, которые никогда бы не появились, если бы писатель сознавал свою обязанность – все то новое, что он намерен выпустить в свет и что он стремится доказать историей, выводить с полной несомненностью из точной связи явлений.
Убедившись в трудности пользования историческими примерами и в необходимости предъявлять к ним указанные требования, придется согласиться с тем, что история последних войн всегда должна представлять наиболее естественную область для выбора примеров, поскольку лишь она достаточно известна и разработана.
Последнее зависит не только от того, что в более отдаленные периоды существовали другие условия, а следовательно, по-другому складывалось и ведение войны, что делает события, имевшие тогда место, менее поучительными и практически менее важными для нас, но также и от того, что с течением времени военная история, подобно всякой другой, постепенно утрачивает множество мелких черт и обстоятельств, которые вначале еще в ней сохранялись. Она все более теряет свою окраску и жизненность, как выцветшая и потускневшая картина, так что под конец остаются лишь общие очертания и немногие случайно уцелевшие частности, приобретающие благодаря этому преувеличенное значение.
