Ознакомительная версия.
Юра великолепно играл Фурманова. Но мама моя вообще была человек с гипертрофированным чувством юмора. И, как пересмешник, относилась несколько скептически ко всему, что видела. Мы с ней очень часто подолгу смеялись над разными сюжетами. Юра же не был веселым, жизнерадостным человеком. Он был как вещь в себе, хотя со мной не был особо скрытным, делился многим… И я хранила его тайны. Он мог меня и не предупреждать, и так было ясно: то, о чем мы с ним говорим и что обсуждаем, не должно выходить за пределы этой комнаты.
* * *
У меня очень часто собирались гости: на блины на Масленицу, на куличи на Пасху…
И Юра с удовольствием участвовал в православных праздниках. Но… Я его никогда не видела в церкви молящимся, хотя он относился к религии с пиететом. Я также не видела, чтобы он крестился перед спектаклем. Он не был суеверен. У него было в высшей степени серьезное отношение к своему актерскому делу.
Он безумно переживал, когда умер его отец. Это для него была жуткая трагедия. Он обожал своего отца, капитана первого ранга. А потом заболела мама, и он снова сильно переживал. Он очень любил маму, сестру. И что удивительно – даже спустя много лет после окончания школы дружил с одноклассниками из подмосковного Красногорска.
* * *
Он любил слушать разную музыку, но особенно почему-то оперную. А у меня в то время была записана вся опера Верди «Набукко». Ему безумно нравился хор в третьем акте… И всякий раз, когда он приходил, непременно просил: «Давай послушаем!»
И еще я ему привила любовь к творчеству моего любимого американского певца Ната Кинга Колла (он умер в 1963 году, сейчас прелестно поет его дочь Натали). Он исполнял баллады под джаз. Юре очень нравилось.
* * *
Однажды в ВТО был вечер дочери Аркадия Исааковича Райкина – Кати. Она пригласила Юру. А Юра, естественно, пригласил меня. Мы с ним пошли в ВТО и сидели в первом ряду. А потом, во время перерыва, Юра предложил пойти за кулисы, ему хотелось поздороваться с Катиной мамой и с Аркадием Исааковичем.
Мы отправились за кулисы. Я осталась в сторонке, разговаривала там с актрисой Аллой Покровской, а Юра подошел к Катиной маме… А у меня были светлые волосы и прическа такая же, как у Юры. И вдруг ко мне подходит Катя и говорит:
– Ой, здравствуйте, я хотела с вами познакомиться. Я за вами наблюдала со сцены и сразу поняла, что вы Юрочкина сестра. Вы рядом сидите и так похожи друг на друга – у обоих одинаковые прически.
Она приняла меня за его сестру.
И такой же случай произошел некоторое время спустя.
Я не видела «Обломова», и Юра очень переживал, что я не видела такую замечательную картину, где он так хорошо играет. И вот в каком-то НИИ был вечер, где шел этот фильм. Юра позвал меня.
Туда же приехала Елена Соловей из Ленинграда. Мы стоим, Лена подходит. Юра говорит:
– Лена, познакомься…
А Лена его перебивает:
– Я поняла – это твоя сестра.
А он взял и подтвердил.
Так у нас пошло – сестричка и братик…
* * *
Сказать откровенно, с Ритой, своей родной сестрой, у него не было такого душевного взаимопонимания. То, что мы смотрелись как брат с сестрой, меня очень привязывало к Юре. Его заботливость носила именно такой сердечный, братский характер…
Он любил приглашать меня на всякие «культурные» мероприятия. Особенно часто мы с ним бывали во МХАТе. Однажды, зимой 1987 года, там организовали вечер духовной музыки. Я была рада, что он меня пригласил. И было очень приятно, что я пошла с ним, – было с кем обменяться впечатлениями. Ведь у нас часто случалось так: я начинаю говорить какую-то фразу, он ее заканчивает – и это оказывалась одна и та же фраза.
Тот вечер удался. Тогда, мне кажется, впервые хор под управлением Владимира Минина исполнил на публике молитву. Это была уникальная, роскошная музыка Струминского. Они пели с таким подъемом и вдохновением… Зал буквально был в шоке – это было первое официальное появление церковно-хорового пения в концертном исполнении.
Мы с Юрой сидели рядом, я чувствовала через его локоть, как он весь напрягся, слушая это необычное пение. И не он один – у многих стояли слезы в глазах.
Потом мы вернулись домой, сидели с ним до утра и говорили, говорили, говорили… О жизни, о смерти… И одно за другое цеплялось…
* * *
Однажды он повел меня в кинотеатр на фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих». Я ничего не поняла: кто свой, кто чужой? Я все время его толкала и спрашивала, что происходит. Он рассердился:
– Больше с тобой никогда в кино не пойду! Ты мешаешь смотреть!
Но интрига там действительно сложная… Он же смотрел этот фильм много раз, и ему представлялось все на редкость простым и ясным.
Кстати, именно этот первый фильм и сделал его популярным. Его стали узнавать на улице.
Однажды он вошел к нам в квартиру взволнованный:
– Меня таксист довез – и, ты знаешь, он меня узнал.
Ему это было приятно. Хотя он был очень скромным человеком.
* * *
Как-то мы решили поехать на дачу к мужу и договорились встретиться с Юрой в метро. Он появился в темных очках. Я спрашиваю:
– Зачем ты напялил эти противные черные очки?
– Это чтобы меня не узнали.
Я, не подумав, выпалила:
– Да никто тебя и так не узнает!
– Неужели?
Вроде как я его обидела…
* * *
Я считала его очень талантливым актером. И хотя, в принципе, я очень не люблю восхвалений, но понимала, что ему нравится, когда его хвалят.
После спектакля звонил и спрашивал: «Ну как?» Я говорила: «Ты гениален!»
И он был совершенно счастлив.
Но в «Тартюфе», я считаю, он действительно был гениален. Как он мог произносить монолог Клеанта с такой невероятной быстротой? Да так, чтобы и слова были понятны? И чтобы еще создавалось впечатление, что все как бы невразумительно? Это было нечто невероятное!
* * *
Его последний «Тартюф».
Ко мне в гости тогда приехала племянница из Пятигорска, и мы собрались пойти на спектакль. Я предупредила Юру. Мне позвонил из театра его товарищ Василий Росляков и говорит:
– На спектакле будет Михаил Горбачев. Поэтому все свободные места будут заняты охраной. Но все равно я сделал вам хорошие билеты.
Горбачев был очень популярен тогда, в 1988 году. А «Тартюфа», кстати, очень редко играли – Александр Калягин уже ушел из МХАТа. В этот раз играла не Анастасия Вертинская, а Елена Проклова, вместо Калягина – Алексей Жарков. И вот мы в театре, у нас оказались прекрасные места. Появился Михаил Сергеевич Горбачев со своей семьей, женой и дочкой, и охраной.
И был совершенно уникальный спектакль, Юра изумительно все сыграл.
Ознакомительная версия.
