В Японии каждый европеец обязан держать японскую прислугу, как известно, состоящую на службе в полиции. Клаузены преднамеренно сняли дом, где не было лишней комнаты. Прислуге вменили в обязанность приходить в определенный час и после уборки немедленно удаляться, так как хозяин производит опыты и мешать ему нельзя.
Вспомнив Красный Кут, Анна завела кур. Полицейские часто любовались белыми несушками и огнеперым петухом, всегда охотно объясняли, где раздобыть корм для птиц. Крестьянская идиллия располагает к доверию. Сразу видно, фрау из сельской местности.
Часто Анна появлялась на улицах Токио с узелком-фуросики. В узелке находилась корзинка с фруктами или кормом для кур. Если бы полицейский не поленился запустить руку в корзинку, он обнаружил бы на дне аккуратные коробочки, а в них — передатчик и приемник. Иногда Анна переносила аппаратуру на другие конспиративные квартиры в чемоданчиках и сумках для продуктов. «Было и так, что однажды я встретилась, имея при себе драгоценный узел, с полицейским в не совсем подходящем мне районе. Я ему сказала, что купила корм для кур, который у меня действительно был поверх коробок. Я придерживалась такого правила: держаться проще, свободнее и открыто, не прячась от людей. Когда я, бывало, иду с чемоданчиком, то зайду в одну лавочку, в другую, что-нибудь куплю из продуктов, поставлю чемоданчик на пол, а что купила, положу сверху и прохожу мимо полицейских, а то и подойду спросить их что-либо. Я же знала, что полицейские ищут тех, кто прячется».
Спокойно, просто рассказывает Анна о своей героической работе. Обыкновенная русская женщина Анна Матвеевна Жданкова в силу обстоятельств сделалась разведчицей. Природный ум, хладнокровие помогали ей выходить неуязвимой из самых опасных ситуаций. Достаточно вспомнить, как в марте 1936 года, направляясь к Максу в Японию, она без тени страха уселась во Владивостоке на советский пароход и отплыла в Шанхай. Очутившись в Шанхае, без колебаний отправилась к начальнику эмигрантского бюро и потребовала китайский вид на жительство. За пятьдесят долларов все было улажено. В 1937 году она везла на японском пароходе сорок секретных фотопленок, счастливо проскочила контроль. В Шанхае у департамента Син-Син Стар встретила курьера-женщину. У незнакомки была такая же черная брошь в пестром шарфике, как и у Анны. Тут всегда был большой риск: вместо курьера японская контрразведка могла подсунуть своего человека.
Иногда задания носили своеобразный характер. В 1939 году ей поручили купить в Шанхае детали и лампы к передатчику, «лейку» для Вукелича, кое-какое оборудование для фотолаборатории Зорге. Связь с Китаем была почти прервана: перевозили только солдат. Макс завязал знакомства со своими покупателями офицерами Малаве и Иошинавой. Они-то и устроили Анну на военный самолет, усадили вместе с японскими генералами. «Лейку» передала во французское посольство на имя Вукелича, остальное везла в Токио в банках из-под печенья.
Каждый из таких эпизодов мог бы послужить основой остросюжетной повести из жизни разведчиков. Но для Анны подобные эпизоды стали бытом, содержанием ее жизни.
Во имя чего эта женщина безропотно несла нелегкую долю жены разведчика, вместе с ним подвергалась опасностям, совершала рискованные рейсы, наконец, сознательно отказалась от радостей материнства?
Она сама отвечает на эти вопросы: «Наблюдая за нелегальной деятельностью моего мужа в пользу СССР, я связала свою жизнь с ним и помогала ему как могла, потому что Макс был верным, преданным и непоколебимым коммунистом, работал на пользу рабочего движения и, безусловно, в первую очередь на СССР, мою Родину. Я им горжусь и благодарю его, потому что только через него я смогла принять участие в борьбе против врага и хоть в некоторой степени быть полезной моей Родине».
В сентябре 1938 года Клаузенам пришлось сменить квартиру. Дело было так. Макс, оставив свою машину в немецком клубе, заведующим которого он теперь значился, пошел домой к Вукеличу. Связаться с Центром в эту ночь почему-то не удавалось. Атмосферные помехи заглушали все. В три часа утра над Токио пронесся страшный тайфун. С грохотом и звоном вылетели окна. Хлынул ливень. Город погрузился в кромешную тьму. Макс забеспокоился об Анне. Набросив плащ, он отправился в немецкий клуб, вывел машину. На первом же углу Вукелич передал ему радиостанцию. Макс торопился домой. Радиостанция лежала рядом. Внезапно выросла фигура полицейского. Пришлось остановиться. Полицейский был зол. Во время стихийных бедствий полиция задерживает все частные машины, использует их для помощи пострадавшим. Но прежде всего, конечно, расспросы: кто такой, откуда и куда едешь, что везешь? В такое время лучше не показываться на улицах Токио. Макс знал эти порядки. Он знал также, что, например, за шесть недель до Нового года полиция устраивает облавы на бандитов. С девяти часов вечера до трех утра полицейские задерживают все машины.
Увидев иностранца, полицейский резким голосом потребовал визитную карточку. Сейчас машину погонят в участок. Заберут чемодан с радиостанцией…
Неторопливо Макс вынул визитную карточку, прихватил несколько иен. Деньги рассыпались, ветер подхватил бумажки. Полицейский, сразу забыв о Максе и его машине, бросился ловить деньги, а Клаузен дал газ — и был таков.
Дом пострадал сильно: слетела крыша, в комнатах стояла вода. Анна, закутавшись в одеяло, сидела на узлах и чемоданах.
Через несколько дней они переехали на новую квартиру — по Хироотиё, 2. Макс облегченно вздохнул: тут рядом не было японских воинских частей.
Бранко Вукелич мог завидовать семейной жизни Клаузенов. Ему не повезло. Эдит не хотела быть помощницей мужу. По-видимому, она так и не смогла приспособиться к окружающей обстановке. Если в первые годы Эдит еще как-то мирилась с эфемерным существованием в чужой стране, даже пыталась устроиться инструктором спорта в школу, то после пяти лет нервной тряски задумала покончить со всем этим. Частыми скандалами с мужем, мечтами о мещанском благополучии, стремлением уехать во что бы то ни стало и от полицейских, и от Зорге, от изнуряющего климата, беспокойством за сына она довела себя до функционального расстройства нервной системы.
И когда летом 1938 года она потребовала развода, ни Бранко, ни Рихард не удивились. Бранко еще пытался уговорить, растолковать… Доводы здравого рассудка не помогли. Разрыв назрел, он подготавливался долго. Она хочет уехать к сестре в Австралию.
Оба поняли, что любовь умерла. Как вновь соединить людей, ставших чужими друг другу? Да и нужно ли это делать? Как поведет себя Эдит в дальнейшем? Речь шла о безопасности всей организации. Бытовой конфликт мог обернуться трагедией для всех. Слишком уж неуравновешенный характер у Эдит. Ее нелюбовь к занятиям мужа выражалась в недоброжелательности, а затем перешла в ненависть и к Зорге, и к Максу, и, конечно же, к Бранко.
