Абдалрахман, видя его слезы, спросил: «Разве ты не запретил нам оплакивать умерших?» — «Нет, — отвечал пророк, — я запретил вопли и крики, я запретил уродовать лица и рвать одежды, считая это за дьявольское внушение; но слезы, проливаемые от горя, являются бальзамом, исцеляющим сердца, и посланы нам как милость».
Он проводил ребенка до могилы и тут, в порыве отчаяния, дал новое доказательство того, насколько в душе его непоколебимы были основы его религии. «Сын мой! Сын мой! — воскликнул он, когда тело ребенка было предано земле. — Скажи: Бог мой — Господь! Пророк Божий — мой отец, а вера моя — ислам!» Так говорил он, желая внушить сыну ответы на вопросы ангелов, которые, согласно мусульманской вере, они задают умершим.
Затмение солнца, случившееся около этого времени, было истолковано некоторыми ревностными последователями Мухаммеда как небесное проявление печали о смерти Ибрагима, но огорченный отец отверг эту рабскую лесть.
«Солнце и луна, — сказал он, — одни из бесчисленных чудес Господних, посредством которых Он проявляет иногда волю Свою слугам Своим; но их затмение не имеет ничего общего ни с рождением, ни со смертью кого-либо из смертных».
Смерть Ибрагима стала ударом, приблизившим Мухаммеда к могиле. Его организм уже был расшатан необыкновенным душевным возбуждением, нервными припадками и физическими недугами; кроме того, яд, поднесенный ему в Кхаибаре, подточил его жизненные силы, причинил ему мучительные боли и привел к преждевременной старости. Но его религиозное рвение только увеличилось вследствие нездоровья, и он решил употребить остатки своих сил на последнее путешествие в Мекку.
Множество набожных людей со всех частей Аравии пришли в Медину с целью сопровождать пророка-богомольца. Мединские улицы переполнились разноплеменными толпами, явившимися из городов, горных селений и отдаленных пустынь; палатки паломников заняли окрестные долины. Поразительную картину торжества веры представляли эти недавно еще разобщенные варварские и воинственные племена, собравшиеся теперь как братья и воодушевленные общим чувством религиозного воодушевления.
В этом путешествии Мухаммеда сопровождали девять жен, которых несли на носилках. За ним шла толпа, состоявшая, по словам одних, из пятидесяти шести тысяч, а по словам других — из девяноста и даже из ста четырнадцати тысяч богомольцев. Тут же находилось громадное количество верблюдов, разукрашенных гирляндами цветов и развевающимися флагами; их вели для жертвоприношений.
Местом первой ночной остановки избрана была деревня Дуль-Голаифа, в нескольких милях от Медины, где Мухаммед и его последователи сложили оружие и надели одежды богомольцев. На следующий день, рано утром, после молитвы в мечети, Мухаммед сел на своего верблюда аль-Касву и направился в долину Балда, где воззвал: «Здесь я служу Тебе, Боже! Здесь я служу Тебе! Тебе нет равного. Одному Тебе подобает поклонение. От Тебя исходит все благое. Одному Тебе принадлежит царство, и никто не может разделить его с Тобой». Молитва эта, согласно мусульманскому преданию, была произнесена патриархом Авраамом, когда он проповедовал истинную веру всему человечеству с вершины холма Кубеис.
Толпа богомольцев продолжала свой путь по горам и долинам, растянувшись на несколько миль, оглашая иногда воздух пустыни общими молитвами и восклицаниями. Времена, когда здесь встречались вооруженные отряды, которые могли задержать или потревожить паломников, ушли в прошлое — ислам уже господствовал над всей Аравией.
Мухаммед подошел к священному городу со стороны тех же возвышенностей, с которых когда-то вел его осаду, и вошел через ворота Беви-Шейба.
Через несколько дней к нему присоединился Али, поспешивший вернуться из Йемена; он привел с собой много верблюдов для жертвоприношений.
Мухаммед строго соблюдал во время этого богомолья все обряды — как те, которые он сохранил, уступая патриархальным обычаям, так и те, которые он ввел сам согласно откровениям свыше. Он был слишком слаб и немощен, чтобы долго идти пешком, и поэтому объехал семь раз вокруг Каабы и выполнил паломничество к холмам Сафа и Мерва, сидя на верблюде.
Когда настало время для жертвоприношений, он собственноручно убил шестьдесят три верблюда, соответственно числу лет его жизни. Али заклал тридцать семь верблюдов, тоже сообразуясь со своими летами.
Вслед за этим Мухаммед обрил сначала правую сторону, потом левую сторону головы. Обрезанные пряди волос были поровну разделены между его учениками и с тех пор хранились ими как священные реликвии. Халид всегда носил прядь волос Мухаммеда на своей чалме и утверждал, что она придает ему силу в битве.
Сознавая, что жить ему остается недолго, Мухаммед свое последнее пребывание в священном городе употребил на то, чтобы как можно глубже запечатлеть учение ислама в умах и сердцах последователей. Он часто проповедовал в Каабе с кафедры или на открытом воздухе, сидя на верблюде. «Вслушайтесь в мои слова, — говорил он, — потому что неизвестно, придется ли нам когда-нибудь снова сойтись здесь.
О, слушатели мои, ведь я такой же человек, как и вы; в определенное время явится ангел смерти, и я должен буду последовать его призыву!»
Он старался не только передать народу свое учение и познакомить его с обрядами, но и сообщить ему правила жизни, которые впоследствии имели сильнейшее влияние на нравственность, образ жизни и привычки всего мусульманского мира.
Беспокоясь об участи родственников и друзей после своей кончины и, главным образом, заботясь о любимце своем, Али, у которого после экспедиции в Йемен появилось много недругов, — Мухаммед как-то обратился к своим слушателям с вопросом:
«Вы веруете, что существует только один Бог, что Мухаммед — Его пророк и апостол, что есть рай и ад, что смерть и воскресение несомненны и что предопределено время, когда восставшие из гробов призваны будут на суд?» Присутствующие отвечали: «Мы веруем во все это». Тогда Мухаммед стал заклинать их любить и уважать его семью, в особенности же Али. «Кто любит меня, — сказал он, — пусть будет другом и Али! Да поддержит Бог тех, кто отнесется к нему дружелюбно, и да отвернется от его врагов!»
По окончании одной из таких речей, произносимых на открытом воздухе, раздался, по словам арабских историков, с неба Божественный голос, произнесший знаменитый стих Корана: «Худо тем, кто отверг теперь вашу веру. Не бойтесь их; бойтесь Меня. Ныне Я довел вашу религию до совершенства и проявил к вам Мое милосердие. Такова Моя воля, чтоб ислам стал вашей верой».
Услышав эти слова, говорят историки, верблюд аль-Кас-ва, на котором сидел Мухаммед, пал на колени в порыве благоговения. Эти слова, прибавляют они, служат печатью и заключением закона, потому что после них больше не было откровений.
