В Тимишоарах мы не задержались. Еще 15 ноября, как только стали подходить первые эшелоны, прибывавшие части походным порядком направлялись к Дунаю — через Сегед (Венгрия) на Суботицу и Сомбор. Последние два пункта находились в Югославии, в той ее части, что к северу от Белграда. Среди людей, встретивших нас в городе Суботица, многие носили оружие. Это были сошедшие с гор югославские партизаны.
С этими героями — некоторые из них воевали с фашистами, как и мы, с сорок первого года — мы провели несколько часов, и переводчик не потребовался. Провожая нас, они пожелали нам полной победы над немецко-фашистскими захватчиками.
Наверное, 23 или 24 ноября нас — моего заместителя по политчасти полковника Чиковани, начальника штаба генерал-майора Забелина и меня вызвали на командный пункт армии.
Генерал-лейтенант Деревянко, как всегда, весело и любезно поздоровался, крепко пожал нам руки и сказал:
— Ну, друзья мои, потехе — час, а делу — время. Ваше время настало, с чем и поздравляю.
— Значит, вступаем в бой? — вопросительно посмотрел я в его серьезные серые глаза.
— Да, вступаем. Прошу вас к карте. Во-первых, получено подтверждение, что наша армия передана Ставкой в состав 3-го Украинского фронта маршала Толбухина. Дальше. Противник сейчас занимает вот этот рубеж.
Деревянко быстро провел острым концом маленькой указочки вдоль синей линии — от Мукачево к правому берегу Тиссы, затем — на юг, к Дунаю. У города Бая рука Кузьмы Николаевича на мгновение задержалась — похоже, о чем-то он подумал — и двинулась дальше, ужо по берегу Дуная. Дойдя до города Мохач, она повернула южнее к реке Драва.
— С Федором Ивановичем Толбухиным знаком? — спросил он меня, оторвавшись от карты.
— Воевал рядом с его армией, под Сталинградом. Но познакомиться не пришлось.
— Что ж, теперь познакомишься с ним уже как с командующим фронтом.
На днях, когда начсостав нашего корпуса представлялся командованию 3-го Украинского фронта, я болел и не мог присутствовать на этой встрече.
— Войска двух наших фронтов, — продолжал Деревянко, — вышли… указка заскользила на этот раз гораздо медленнее, часто останавливаясь, уже по красной линии, проведенной рядом с первой — синей. От красной линии устремлялись на синюю многочисленные толстые и тонкие стрелы. — Обратите внимание, товарищи, — говорил он, — что там, на севере, часть войск 2-го Украинского фронта уже вышла на подступы к Будапешту. А впереди нашего сосредоточения части 3-го Украинского фронта форсировали Дунай и овладели плацдармом. Вам предстоит туда переправиться. Силы противника состоят из группы генерала Кеше, 23-й пехотной дивизии венгров, 31-й пехотной немецкой дивизии, подразделений Дунайской флотилии и пограничников, а также 44-го учебного полка…
Корпус был на марше, и нам очень не хотелось вводить его в бой частями. Автотранспорта не было, и рассчитывать мы могли только на форсированный пеший марш.
С командиром 80-й дивизии полковником В. И. Чижевым мы встретились на переправе в районе Батина. Небольшого роста, худощавый, этот офицер никогда и ничего не боялся — ни превосходящих сил противника, ни ответственности, ни высокого начальства. Но была и у него «ахиллесова пята» — постоянная тревога, что кто-нибудь узнает про запущенную его болезнь — язву кишечника и не даст ему довоевать до конца.
Мы поздоровались. На вопрос: «Что нового?» Чижов ответил, что все идет по плану. Вчера с командирами частей он побывал на плацдарме. Полки подходят, скоро начнут переправу.
Стоя здесь, на переправе, и перебирая возможные варианты вступления в бой, мы вспомнили ошибки, допущенные под Ахтыркой. Тогда, примерно в таких же условиях, 8-я дивизия первой вошла в соприкосновение с противником и потерпела неудачу из-за неорганизованной разведки и плохого управления.
Поэтому сейчас следовало еще с берега правильно нацелить разведчиков, а командирам выдвинуться до рубежа, с которого должны вступать в бой их части и подразделения. Ориентировочно это километрах в двадцати пяти отсюда. Однако я посоветовал Чижову быть готовым вступить в бой с ходу, тесно и сразу же связаться с действующими впереди частями 57-й армии, побыстрее выдвинуть на огневые позиции артиллерию и минометы. Что же касается самоходок, то опыт показал — лучше им двигаться вместе с пехотой, под прикрытием орудий сопровождения.
Полковник Чижов заметил, что наступательный порыв гвардейцев очень высок — рвутся в бой. Особенно их воодушевила торжественная церемония, которой были отмечены боевые дела дивизии в Ясско-Кишиневской операции. Позавчера, на общем построении, при развернутых знаменах, дивизии и ее 230-му и 232-му полкам вручили ордена (накануне такую же церемонию мы провели в 7-й дивизии). А что касается практических мероприятий, то штурмовые группы для боя в населенных пунктах и подвижные отряды на случай преследования уже созданы. Успели даже провести занятия на тему «Встречный бой».
Пока мы разговаривали, к переправе подошли первые подразделения дивизии. Они двигались в расчлененных порядках, и Чижов отправился 'им навстречу, чтобы отдать некоторые распоряжения.
Переправа началась незадолго до полуночи. Вскоре первые группы разведчики и боевое охранение — уже были на том берегу Дуная. За ними двинулись батальоны. Вот подходит ко мне подполковник И. И. Маркелов, докладывает, что его 232-й полк сосредоточился у моста. На этого молодого, энергичного офицера я, помню, обратил внимание еще в короткую мою бытность командиром 80-й дивизии — перед Курской битвой.
Дивизия переправилась на плацдарм и пошла к исходному рубежу. Вслед за нею начала переправляться и 7-я дивизия Дрычкина.
Не успел наш НП обосноваться на плацдарме, как позвонили из штаба армии:
— С вами будет разговаривать командующий армией.
— Слушаю, — сказал я, взяв трубку.
— Бирюков, добрый день!
Голос знакомый, однако не галанинский. Ба! Да ведь это Захаров…
— Здравствуйте, — говорю, — Георгий Федорович!
— Узнал?
— Узнал. Однако не ожидал…
— Сам не ожидал, что приму от Галанина армию… Про корпус мне тут все доложили. Я решил не связывать вас своим присутствием, тем более, дела идут хорошо. В ближайшее время увидимся и подробно поговорим. А сейчас желаю успеха! Докладывайте, не ждите напоминаний.
Военная служба не раз сводила меня с генерал-полковником Г. Ф. Захаровым.
1939 год. Свердловск, штаб округа. Наше первое знакомство. Пытливый взгляд его несколько прищуренных серых глаз. Он только что окончил академию Генерального штаба. На кителе отличия генштабиста — ворот и обшлага из черного бархата. Во время полевой поездки все мы, ее участники, почувствовали, как много и плодотворно поработал этот новый начальник штаба округа. Позже он приехал в дивизию как председатель инспекторской комиссии. А причина появления комиссии была такая. Проводился всеармейский кросс, мероприятие нужное, конечно. Однако нашлись в округе любители показухи. Они требовали рекордсменов и рекордов. И не просто одиночек, а целых батальонов и полков. А где взять время? Вопрос перед нами встал так: либо за счет боевой учебы ставить масштабные рекорды, либо вызвать неудовольствие непосредственного начальства. Пришлось пойти по второму пути. Это и вызвало приезд комиссии. Но сложившееся было у ее членов предвзятое мнение тотчас рассеялось, когда наши воины успешно выполнили все задачи, поставленные на зимний период обучения. Захаров тут же сказал мне об этом.
