28 марта, воскресенье. Сборы в любую поездку — для меня психологический кошмар. Уже неделю я находился под давлением: что с собой брать, какие взять подарки, какие брать книги, как рассчитать одежду: в Москве зима, в Пекине весна, а на юге, куда мы поедем из Пекина, уже лето. К воскресенью в чемодане у меня лежали только книги. Это я о своем сознании: уехать с дачи, закрыть гараж, выключить свет, доехать до Москвы. А если не заведется машина? Но всё прошло благополучно, без происшествий доехал до Москвы, собрался, оставил деньги В.С., отогнал машину в институт и уже отсюда уезжал в аэропорт.
Никогда не предполагал, что так быстро и хорошо сойдусь с попутчиками. Едут: Андрей Викторович Алябьев — председатель правления РАО, Наталья Петровна Новикова — директор Петербургского филиала, Лена, молодая еще женщина, лет сорока, уже много лет занимающаяся Китаем. Сначала у меня, не видя ее, по отношению к ней сложилось предубеждение. Я помню дамочек из Союза писателей, обслуживавших республики, и дамочек из СП и РАО, занимавшихся разными странами. Все они были деятельными участницами каких-то групп, кого-то представляли, лоббировали. Лена оказалась, на первый взгляд, человеком веселым и компанейским.
29 марта, понедельник. Я перехожу опять к разврату китайской кухни для богатых. В час дня в ресторане гостиницы «Мир» состоялся обед. В этой гостинице я, кажется, останавливался раньше, по крайней мере, та же светлая мебель, но номер на этот раз невероятно большой, две комнаты, как и положено вице-президенту. Принимает нас, наверное, то же министерство, что и в тот раз, когда мы были с Пулатовым: пишущая интеллигенция — на первого и второго рассчитайсь! И гостиница, видимо, одна, с которой уже установились связи по перечислению. По этому номеру видно, за что так дерутся чиновники: путешествовать сытно и не по рангу. Чиновники в разных странах накручивают для себя и друг для друга удобства.
Но к обеду. Огромный ресторан на первом этаже, где обслуги больше, чем гостей. Как бы шведский стол с элементом самообслуживания. Я показывал свое искусство есть палочками, но в смысле диеты пока держался, меньше мяса. На закуску нахватал себе всякой растительной острятины: каперсов, маринованных грибов, листков салата, оливок, кусочков семги с лимоном. Второе практически пропустил, хотя была и рыба и мясо, взял только ложку риса и немножко моркови, капусты и фасоли. Все это мне немедленно разогрели на огромной плоской жаровне. Но суп! Острый «тайский», его тут же и сварили. Процесс длился 3–4 минуты, дальше морепродукты становятся жесткими: моллюски, семга, лук, кальмар, специи. (Относительно времени приготовления морепродуктов — взять на вооружение.) Завершили всё фруктами: несладкий арбуз и три ломтика ананаса. Пиво не пил!
Скучно мне здесь, я, чувствую, ничего не увижу, и времени нет, чтобы подумать и что-либо почитать. Днем ездили в Авторское общество, а вечером с ними же банкетились. Страна — это язык, а наш переводчик говорит довольно слабо. Зовут его Хунбо, фонетику для русского уха чуть изменили, чтобы она не казалась такой казуальной. В своё время он закончил Харбинский университет, где, конечно, и традиция, и носители русского языка, и школа; но это особенность китайцев, подмеченная мною: освоив бытовую болтовню и, так сказать, диалог плоской литературы, они считают, что всё знают, и не плывут дальше. В этом отношении для меня образцом останется Барбара, которая, во-первых, все понимает, а во-вторых, при переводе не упрощает. Переводчикам часто не хватает личностного потенциала.
Ужин был вкусный и китайский в каком-то огромном заведении общепита, но в отдельном кабинете. Очень трогательно было выступление в этой же не очень большой комнате нескольких девушек с песнями и танцами. Спецконцерт, дабы оказать уважение. Грация этих девиц какая-то запредельная, волшебная, хрупкая. Пьют китайцы маленькими рюмочками. Но во время застолья молодые девушки очень любят подойти к начальнику и выпить с ним персонально, тем самым оказывая ему особое уважение.
Всё время беспокоит, что мало работаю, отлыниваю, не веду Дневник, не начинаю следующую главу в романе. Сразу же после ужина заснул, проснулся в 2 ночи, читал до 4-х верстку Дневника за 2002 год, выпил снотворного и снова спал до 7.30. Проснулся с головной болью и тяжестью во всем теле.
30 марта, вторник. Сначала план дня: Великая китайская стена, где я уже был; встреча в институте печати, банкет, который дает зам. министра г-н Шэнь Жэньгань.
Утром — Великая китайская стена. В Пекине необходимо совершить три ритуала: посмотреть Стену, поесть пекинскую утку, посетить Запретный город. Утром я так плохо себя чувствовал, что подумал, а не пропустить ли мне это событие? Ведь на Стене я уже был с Т. Пулатовым. Но имеет значение погода, и время суток, и твой собственный взгляд.
Удивления Пекин у меня больше не вызвал. Просто огромный европейский город, только, наверное, организован точнее и лучше: общественное движение, полиция, дорожные знаки, чистота на улицах, цветы в вазонах. Распускающиеся розовые цветы на деревьях и щетина свежей зелени — не в счет. Надо забыть об отсталом Китае, о якобы показухе Пекина — это не хуже Москвы, даже, я бы сказал, в смысле нового строительства Москва мельче. Да и строят не так уж бездумно, как кажется. Если отдернуть занавеску в окне моего номера на 15-м этаже, то внизу целый, специально оставленный как памятник жизни, быта и архитектуры квартал натыканных друг к другу домиков. Гулливер смотрит на лилипутов. Видны дворики, крыши одноэтажных домов, кусочек улицы, дом-харчевня, железные бочки для воды, стекающей по крыше, серая от пыли черепица, трое поваров из харчевни выскочили на минуточку на улицу и стукают футбольный мяч. Таким был Пекин, каким я его застал около сорока лет назад. Теперь он ютится по окраинам, как музейная редкость вкраплен в центр, такой Пекин исчезает. В этом жестокая логика современной жизни и ее торопливой прагматики. Выгода и сегодняшние преимущества подгоняют.
У Стены, куда приехали через полтора часа пути, дул жуткий, пронизывающий ветер, я пожалел, что не надел пальто. Все время боялся за здоровье, за сердце. Лезть наверх, на сей раз пешком, не хотелось, да, пожалуй, и не смог бы, но теперь здесь уже работает фуникулер. Из качающейся на тросе кабины открывается совершенно дикий пейзаж. Стена идет по хребту, поднимается на вершины, спускается. Я всегда жадно ищу кусочки первозданного, земли, камня, зелени. Это, конечно, декоративный, отреставрированный и декорированный кусок Стены. Отчетливо видно, что это скорее новодел вроде Вавилона в Ираке, «запах», по крайней мере, тот же. В нашей прессе прошло, что Стена разрушается, крестьяне растаскивают ее на строительство домов и коровников. В этом смысле крестьянин всегда крестьянин, и его частнособственническая инициатива неистребима. Народу на Стене, как и в прошлый раз, тьма. И иностранцев, и китайцев.
