Ознакомительная версия.
Из-за перемирия артиллерию задействовать на прикрытие в полной мере не удается. Каждая «нитка» на терминал — с потерями. Туда пришли — два-три «трехсотых» по дороге, забрали смену, обратно пришли — два-три «трехсотых», и это в лучшем случае…
И потому командование, ради сохранения личного состава, приняло решение добазариться с сепарами. Колонны теперь через Авдеевку заезжают прямо в Донецк. Там сепары досматривают наших… Решают, что им с собой можно иметь, а что нет!
Ненавижу…
Для себя принял решение.
Если надо будет идти на терминал — я откажусь.
Приказ не приказ, пусть думают, что хотят, пусть судят — но через сепарские блоки я не пойду.
Если же когда-нибудь опять будут ходить через Пески, прорывом по взлетке, как раньше, — пойду с радостью.
Они могут там договариваться.
Могут вырабатывать «совместные пути преодоления кризиса».
Могут лить слезы о том, что «самое дорогое — это жизни наших солдат».
Все знаю.
И что приказы не обсуждают. И что перемирие.
Но когда сепары досматривают украинских солдат, когда сепары им указывают, сколько нести на себе боеприпасов…
Для меня это слишком.
Я открою огонь.
И похер на то, что все мои, кто рядом со мной будут, умрут в перестрелке.
Вот похер — и все…
Я знаю, что я крепко вспыльчивый.
И знаю, что на войне стал совсем невыдержанным.
Да, это недостатки.
Но я еще способен прогнозировать собственное поведение.
Поэтому — простите мне, пацаны!
Но для всех будет лучше, если я не пойду с вами на терминал через их блоки…
Моя дорога — «через взлетку»…
Доложил об этом всем Ротному. Он должен знать. Разговор (довольно эмоциональный) происходил в машине, как раз Ротный, Ваня-лейтенант, Кос и я ехали на КП комбрига, под Очеретино.
Командир сначала вскипел: Приказ! Мы солдаты!
Попытался объяснить, что я просто не смогу, вот с моим характером — не смогу, что мне после такого позора только стреляться, а зачем же стреляться, если еще и несколько сепаров с собой забрать можно…
Ваня Лесик, кстати, поддержал, высказался в том плане, что ему вся эта хрень тоже категорически не нравится, и он бы их всех на ноль помножил.
Командир вроде понял, усмехнулся:
— Ну, понятно, были б у меня такие дедушки, я бы, может, тоже так думал!
А чего дедушки? У него не хуже. Тоже честно воевали…
Метеостанция
25 декабря 2014 г., позывной «Юрист»
Сегодня большая радость! Бригада наша, богоспасаемая, вспомнила о своих снайперах и от щедрот выделила нам машину. Новенький пикап Mazda белого цвета. Таких машин в бригаде уже несколько: волонтеры-патриоты подогнали. Кто — точно не знаю, наши говорили, что вроде Алексей Тамразов.
Скатались сегодня на новой машинке и в Пески, и в Карловку, и в Красноармейск.
В общем, все у нас в норме. Из-за перемирия в ноябре-декабре боевая активность снижена. Базовый лагерь по-прежнему под обстрелом…
К нам приехали Снежана Потапчук с кинооператором Светой. Живут в нашем домике, но ездят по всей полосе ответственности бригады. Снимают новый фильм.
26 декабря 2014 г., позывной «Юрист»
Сегодня Ротный, я, Ваня и Кос опять прикрывали встречу комбрига с сепарами из батальона «Восток».
Встретились там же, за поселком Красный Партизан, на трассе Горловка — Донецк.
Комбриг договорился об обмене пленных. Сразу после Нового года. Мы отдадим одного. Сепары — четверых…
Сегодня к нам в гости заезжал Ваня Мирошник! Он сейчас воюет с 74-м разведбатом в наших местах. Говорит — через пару дней они уходят в аэропорт, будут воевать на терминале.
27 декабря 2014 г., позывной «Юрист»
Перемирие, перемирие… Хемингуэй когда-то сказал о потере батальона:
— Ты теряешь свой батальон из-за ошибок в расчетах, приказа, который невыполним, немыслимо тяжелых условий. И еще из-за собственного скотства…
Потому хочу сказать о перемирии. Как бы имею право.
Отсюда, с передка, вообще о многом имеешь право говорить. Это жирный плюс.
Я не знаю истинных мотивов перемирия, целей, причин… Я знаю одно.
Это полная хрень!
Как может Верховный Главнокомандующий во время войны говорить, что жизни украинских солдат для него — высшая ценность?!
Более того: мотивировать этим заключение соглашений с противником? Как это возможно?!
Для главнокомандующего, как и для любого военачальника, высшими ценностями должны быть защита Родины. Победа. Свобода и независимость Отчизны. А не жизнь солдат!
Суть войны в том, что командующий ставит на карту жизни солдат ради выполнения задачи.
Все. Точка. Остальное — от лукавого.
Командующий обязан беречь своих бойцов, но как?! Заворачивая их в ватку? Или вообще — отказываясь от задачи, лишь бы кто не умер?!
Нет. Не так берегут людей на войне.
Берегут, десять, двадцать, тридцать раз обдумывая будущую операцию.
Берегут, тщательно планируя удары и их обеспечение.
Берегут, выбивая, выгрызая все необходимое из вышестоящих штабов, не боясь прослыть склочником и дол…бом.
Берегут, иногда лично ползая в грязи переднего края на рекогносцировках.
Скрупулезное планирование операции, грамотное ее обеспечение, оперативная и адекватная реакция на изменение боевой обстановки — вот залог сохранения людей на войне.
Многие из них все равно умрут. Такое это ремесло — солдатское.
Потому, что это война.
Но эти потери будут действительно неизбежны.
Потому, что если человек готов рискнуть жизнью ради выполнения задачи (что происходит сплошь и рядом), значит задача — важнее жизни.
Потому, что такая это работа — командовать: ты отдал приказ — и кто-то умер. А от грамотности и своевременности твоего приказа зависит: сколько умрет людей и за что умрут они…
Без потерь не бывает войны. И нельзя сохранить людей, отказавшись вообще от выполнения задачи.
Так можно только войну проиграть…
28 декабря 2014 г., позывной «Юрист»
Выезжаю в Харьков с задачей перегнать на фронт УАЗик, который для нас купили волонтеры.
Дома денек побыть — дело хорошее. Вот только дальнюю поездку на УАЗике зимой никак нельзя отнести к числу моих любимых развлечений. Однако не будем раньше времени ругать машинку: может, она хорошая?
30 декабря 2014 г., позывной «Юрист»
Предчувствия его не обманули!
Я выехал под вечер. И вечером начался снегопад. Не, не так: СНЕГОПАД!
Ознакомительная версия.
