Ознакомительная версия.
— Мы вам послали текст сообщения Политбюро, в котором есть раздел о встрече с Куньялом, — сказал мне Лигачев. — Оно только что отправлено в программу «Время» по факсу. Я тебя прошу, Леонид Петрович, убрать из сообщения оценки о переговорах с Куньялом. Он категорически против этих оценок. Грозится провести завтра скандальную пресс-конференцию…
Пока Егор Лигачев все это мне рассказывал, до начала программы «Время» осталось только три минуты. Я попросил его, в свою очередь, позвонить непосредственно в программу «Время» по правительственной связи. Объяснил, что по городскому телефону из дома мне труднее дозвониться и дать распоряжение.
Все дело в том, что сообщения Политбюро всегда открывали программу «Время». Так что у нас оставались счи-таные минуты. Мне неожиданно удалось дозвониться до руководителя службы выпуска В. Королева. Мгновенно объяснились, и он побежал на другой этаж, где была студия программы «Время». Вбежал туда, когда в эфире уже шли ее позывные. В запасе оставалось 30 секунд. Королев успел только сказать диктору Евгению Суслову, чтобы он в тексте «Политбюро» ничего не читал о Куньяле. Тот спросил: «Кто за это ответит?» Королев успел крикнуть: «Кравченко!»
Я с ужасом начал смотреть программу. Бросилась в глаза нервозность невозмутимого обычно Суслова. Когда он начал читать сообщение «В Политбюро ЦК КПСС», заметно было, что сферическим зрением он ищет фамилию Куньяла. Удалось! Все, что про Куньяла, диктор не прочитал. Я ликовал. Через пару минут снова позвонил Лигачев и поблагодарил. При этом признался, что ему дозвониться в программу «Время» не удалось — телефон правительственной связи был занят.
Еще через пять минут возникла забавная ситуация. Снова дома раздался телефонный звонок. Трубку взяла жена Галина. Потом громко позвала меня: «Лень, тебя какой-то Горбачев спрашивает». Я все понял. На телефоне был Михаил Сергеевич, он попросил меня всех, кто смог убрать тему Куньяла, поблагодарить от его имени.
— Знаешь, Леонид, большой скандал назревал, вы нам помогли. Спасибо!
Утром я был на традиционной летучке коллектива редакции информации и зачитал шуточный приказ: «За хладнокровие и находчивость диктору Евгению Суслову объявить благодарность и премировать должностным окладом. А за спринтерские способности и мужество зав. отделом выпуска Вячеславу Королеву тоже объявить благодарность и выдать премию в размере двух окладов».
Большая политика и ее телевизионный образ, политические сюжеты и их телевизионное воплощение порою принимали курьезный характер. Люди среднего и старшего поколения помнят, как в 1986–1987 годах развернулась мощная антиалкогольная кампания в стране. Инициатива и основная роль в этой кампании принадлежит Егору Лигачеву — второму человеку в партии. Однако самым яростным и последовательным проводником той кампании был председатель Комиссии партийного контроля, член Политбюро Михаил Соломенцев.
Он направил однажды руководству телевидения страшное предписание — запретить на телевидении показ фильмов, в которых есть сцены выпивок! Это было настолько нелепо, что пришлось мне писать в Политбюро записку, что выполнить указанное требование практически невозможно. У нас нет ни одного художественного фильма, где бы люди ни разу не выпивали. В горе ли, в радости и просто так в жизни люди пьют. Пьют они и в кино, поскольку это реалистично. Поэтому выполнить требование Соломенцева означало прекратить показ фильмов вообще. А без кино телевидение мертво. Об этом я и писал высокому руководству. К счастью, Соломенцева не поддержали. Но в жизни многие тогда пострадали, хотя не были любителями спиртного.
В разгар этой кампании МВД получило указание усилить борьбу с самогоноварением. Началась повальная конфискация самогонных аппаратов. И вот однажды тогдашний министр внутренних дел Александр Власов устроил на ВДНХ выставку различных образцов конфискованных самогонных аппаратов. Министр рассказал о доблестях милиции и выставке самому Горбачеву. А от него последовал звонок мне:
— Прошу дать передачу об этой выставке. Пусть ваш комментатор и министр Власов проведут в прямом эфире репортаж с этой выставки и разоблачат самогонщиков.
У меня возникли некоторые сомнения, но возражать не стал. А когда пошла передача, ее ведущие как-то незаметно от разоблачений скатились на рассказ об уникальных образцах самогонных аппаратов. Они уже почти восхищались изобретательностью и выдумкой наших умельцев, но тут позвонил президент:
— Они что, не понимают, зачем пошли на выставку? Это же не разоблачение, а форменная реклама для самогонщиков! Остановите передачу, — потребовал Горбачев.
С большим трудом удалось дозвониться до режиссера и свернуть программу.
К концу 1989 года, когда угрозы расправы стали реальностью и мне выделили охрану, Председатель КГБ Крючков предупредил меня об этом и объявил, что в целях безопасности мои домашний и служебные телефоны поставлены на постоянную прослушку. Шесть охранников постоянно сопровождали меня и жену. Без них никуда ни шагу — ни в магазин, ни на прогулку, ни в командировку— они всегда были рядом. Как я уже говорил, это создавало тяжелую стрессовую ситуацию. Но в жизни так бывает, что драматическое и смешное ходят рядом.
Однажды я был приглашен на день рождения замечательного поэта-песенника Леонида Петровича Дербенева. Отмечали праздник на его квартире. Меня на машине КГБ подвезли к дому, где жили Дербеневы, и по заведенному порядку проводили вплоть до двери поэта. Записали номер квартиры, домашний телефон и удалились. Делалось это не только в целях безопасности, но и на случай, если меня будет разыскивать Горбачев.
Застолье в разгаре. Уже выпили по третьей. Леонид Дербенев, как человек непьющий, ненадолго оторвался от стола и вышел в коридор. И вдруг телефонный звонок. Мы слышим, как Дербенев берет трубку, с кем-то разговаривает. Через некоторое время, задыхаясь от смеха, входит к нам и знаками показывает, чтобы я подошел к телефону. Оказалось, что секретарь Горбачева соединилась с помощью моих охранников с квартирой Дербеневых. Она спросила: «Леонида Петровича можно?» — «Я слушаю», — ответил Дербенев. «Минуточку, с вами будут говорить», — сказал милый женский голос. И тут послышалась речь Горбачева. Он произнес монолог на несколько минут, не позволяя себя прервать. В какой-то момент Дербенев вступил в разговор и сказал, что он Леонид Петрович, но не Кравченко. И после этого Дербенев позвал меня. Я рассказал о замечательном поэте, день рождения которого отмечаем. Михаил Сергеевич передал ему сердечные поздравления, а мне высказал ряд неотложных указаний.
Ознакомительная версия.
