Вот каково было заключение господина де Гуа; а кто захочет оспорить его либо добавить что-нибудь свое, тому вольная воля.
Надобно заметить, что Маргарита Австрийская красотою затмила всех прочих принцесс христианского мира. А красота ищет красоту, влечется к ней, и меж ними возникает любовь — какая, это уж другой вопрос, но скорее любострастная, нежели непорочная. Принцесса эта была замужем первым браком за королем Карлом VIII, вторым — за Хуаном, сыном Арагонского короля, а третьим — за герцогом Савойским, по прозвищу Красивый, так что в свое время их называли самой красивой парою в мире; однако принцессе недолго пришлось наслаждаться супружеским счастьем, ибо герцог умер очень молодым, в самом расцвете своей красоты; она долго скорбела о нем и больше в брак не вступала.
По ее приказу близ Бург-ан-Бресс выстроили церковь, одну из самых красивых и величественных во всем христианском мире. Маргарита приходилась теткою императору Карлу и заботливо пеклась о племяннике, оберегая его от невзгод и напастей; так, она вместе с госпожою регентшей добилась для него в Камбре выгодного мира, неотлучно присутствуя при всех переговорах, и я слышал от стариков и старух, помнивших это событие, какое прекрасное зрелище представляли собою эти две великие принцессы.
Корнелий Агриппа сочинил небольшой трактат в честь женской добродетели; в нем возносит он до небес прелестную Маргариту. Книга сия великолепна, да и могла ли она быть иною, имея столь замечательный предмет и столь достойного и благородного автора?!
Я слышал об одной знатной даме, принцессе, которая отличала любовью одну девицу из своей свиты, предпочитая ее всем прочим; многие дивились этому, ибо другие женщины во всем превосходили ее; наконец дознались, что девица была гермафродитом и услаждала свою повелительницу тихомолком и без всяких препон. Вот это совсем иное дело, чем наши трибады, — тут наслаждение куда глубже.
Рассказывали мне еще об одной знатной даме-гермафродите, обладавшей настоящим мужским членом, правда очень маленьким; в остальном же она была женщина как женщина, на мой взгляд, весьма даже красивая. От ученых врачей я слышал, что таких существ имеется множество и все они отличаются крайней похотливостью.
И наконец, последнее слово по поводу сего рассуждения, которое я мог бы сделать в тысячу раз длиннее, ибо материал к нему столь обилен и разнообразен, что, возьмись все женщины со своими мужьями, ставшими по их вине рогоносцами, за руки, хоровод сей, думаю, опоясал бы весь земной шар.
Во времена короля Франциска ходила старинная песенка, услышанная мною из уст одной почтеннейшей пожилой дамы; вот она:
Как минется зима, в леса вернутся птицы,
Рогатые мужья собьются в вереницы.
Мой встанет впереди, он знамя понесет,
Твой в арьергарде пузом затрясет.
А мы с тобой придем со стороны
Воззреть на шествие невиданной длины.
Я не хотел бы, однако, хулить многих целомудренных и благоразумных замужних женщин, которые вели себя вполне добродетельно и остались верны клятве, данной пред алтарем мужу; надеюсь воспеть им хвалу в отдельной главе, опровергнув мэтра Жана де Мена, что сказал в своем «Романе о розе» обо всех без исключения женщинах следующие слова:
Шлюхами будете, были и есть;
Всё продаете — и тело, и честь.
Сим двустишием он вызвал такую ненависть придворных дам своего времени, что они добились у королевы позволения высечь дерзкого, раздели его и уже было приступили к нему с плетьми, как вдруг он попросил, чтобы первый удар нанесла ему самая распутная из них; ни одна не осмелилась поднять на него руку, вот так хитрец и избежал порки. Я видел старинный гобелен в нежилых комнатах Лувра, представляющий эту сцену.
Нравится мне также история о проповеднике, который однажды, произнося проповедь свою в весьма достойном обществе и говоря о нравах некоторых женщин и их мужей, ставших рогоносцами по вине супруг своих, внезапно вскричал: «Я знаю их, я вижу их, вот сейчас запущу этими двумя камнями в головы самых позорных рогоносцев в сей компании!» — да и притворился, будто бросает камни; ей-богу, все мужчины как один пригнули голову, либо прикрыли ее шляпою или плащом, либо заслонили локтем, дабы избежать удара. Он же, опустив руку и успокоив их, сказал: «Вот видите! Я-то думал, что таковых здесь сыщется двое-трое, а вы, оказывается, все не без греха!»
И все же, невзирая на проклятия и хулы женоненавистников, встречаются весьма добродетельные и честные женщины, которым ничего не стоило бы одержать победу над распутницами, завяжись меж ними битва; и победили бы они не числом, но несокрушимой добродетелью, против коей всякий разврат бессилен.
И хотя вышеназванный Жан де Мен порицает тех женщин, что грешат мысленно, я нахожу, что они, напротив, достойны похвалы и превозношения до небес: пусть любострастие воспламеняет и сжигает их тела и души, все же оно не выливается в действие, ибо целомудрие, постоянство и благородство их сердец торжествуют над любовным пылом, заставляя женщин скорее сгинуть в жгучем пламени желания, нежели запятнать собственную честь; вот так же белоснежный горностай предпочтет погибнуть, но не запятнать безупречный свой мех (девиз, принадлежавший одной весьма знатной даме, коим она, впрочем, постоянно пренебрегала); такие женщины имеют полную возможность утолить снедающую их жажду, однако благородство их превозмогает все искушения, а согласитесь, что нет более почетной победы, нежели победа над самим собою. На эту тему в «Ста новеллах» королевы Наваррской есть трогательнейшая история о благородной даме из Пампелуны, весьма любострастной в душе и в мыслях, и притом сгорающей от любви к прекрасному принцу господину д’Аванну; дама предпочла погибнуть от сжигающего ее огня, нежели утолить свою страсть, о чем и сказала своему возлюбленному, прощаясь с ним перед смертью.
Сия благороднейшая и прекраснейшая дама избрала себе кончину необычную и незаслуженно жестокую: по словам одного достойного кавалера и одной высокочтимой дамы, такая гибель — оскорбление Господу нашему, ибо несчастная решилась на нее добровольно, а могла бы избежать смерти. Подобное деяние можно приравнять к самоубийству: многие женщины, обрекшие себя на любовное воздержание такого рода, приводящее к смерти, губят тем самым и тело свое, и душу.
Мне известно от одного опытнейшего врача (думаю, он разъяснял это многим достойным дамам, пытаясь наставить их на путь истинный), что тело человеческое не может находиться в добром здравии, ежели все его члены и части, от самых больших до самых малых, не исполняют сообща те функции, которые возложены на них природою, и не действуют вместе и согласованно, точно инструменты в оркестре: не подобает одним из них трудиться, а другим оставаться праздными; вот так же все члены общества — военные, ремесленники, крестьяне — должны единодушно выполнять каждый свои обязанности, не перекладывая их на другого, коли хотят сделать свою страну сильной и непобедимой; то же самое относится и к телу человека.
