В поведении Гюстава наблюдается все больше странностей, свидетельствующих о нарушении нервной системы. Его ухудшающееся с каждым днем здоровье внушает серьезные опасения. Приглашенный весной 1873 года погостить у Жорж Санд, Гюстав производит впечатление человека на грани апоплексического удара. При малейшем физическом усилии он смертельно устает. Ему хватает и пяти минут танца, чтобы едва не задохнуться. Жорж Санд не скрывает своего беспокойства по поводу здоровья своего друга. К тому же у Гюстава окончательно портится характер и друзьям с ним все труднее общаться. К маленькому литературному сообществу в Ноане присоединяется Тургенев. Гюстав, однако, при общих беседах никому не дает сказать ни слова. Он входит в раж, потеет, его язвительность не знает границ. Его желчные высказывания и непрерывная жестикуляция производят тягостное впечатление на присутствующих. Жорж Санд находит, что старость ему совсем не к лицу… Какой контраст с благожелательным жизнелюбивым и добродушным Тургеневым!
Гюстав задыхается в прямом и фигуральном смысле этого слова. Без сомнения, писатель страшится столкновения с чудовищной глупостью, когда даст жизнь двум своим героям. В мае он вновь по приезде в Париж видится с Жорж Санд. Они договариваются встретиться с Тургеневым и Гонкуром у Маньи. Этот ресторан — любимое место писателей. Гюстав, однако, не появляется. Отдельные кабинеты для совместной трапезы в этом заведении ему не подходят: здесь не хватает воздуха, и он задыхается. В итоге маленькая писательская компания находит его в «Вефуре». Окна этого заведения выходят в сад Пале-Рояля, а отдельные кабинеты занимают меньшую площадь в сравнении с рестораном Маньи. Друзья застают Гюстава мирно храпящим на диване… Жорж Санд принимается его стыдить. Он бросается к ее ногам, сконфуженный и уязвленный. Затем Гюстав испытывает терпение своих сотрапезников бесконечным рассказом о новом замысле: он решил переписать пьесу Луи Буйе под названием «Слабый пол», к которой проявил интерес директор театра «Водевиль» Леон Карвало. «Он кричит от радости», — говорит о Гюставе Жорж Санд. Ей становится плохо от слишком шумной экспансивности Флобера. «От него раскалывается моя голова»[286]. Эдмон де Гонкур помешает в своей газете статью с рассказом об этом вечере, из которой следует, что Флобер находится далеко не в лучшей моральной и физической форме. В дневнике он пишет: «Чем старше становится Флобер, тем больше проявляется его провинциальность. Если от моего друга отнять трудолюбие, позволяющее писать по слову в час, мы увидим перед собой весьма заурядное существо, в котором нет ничего такого, что отличало бы его от других людей и было бы оригинальным!.. Боже милостивый! И эту схожесть мозга Флобера как буржуа с мозгом любого другого человека, что, я в этом уверен, приводит его в бешенство, — он прикрывает парадоксальными высказываниями, революционными лозунгами, грубыми репликами, не подобающими для воспитанного человека. Бедняга! Когда он говорит, кровь ударяет ему в голову. Я думаю, что бахвальство, пустословие, прилив крови к мозгу — все это, вместе взятое, является причиной того, что мой друг Флобер почти искренне верит в ту чушь, которую он несет»[287].
Далеко не все разделяют это нелицеприятное мнение. С некоторых пор к Гюставу регулярно приезжает некий молодой человек. Он относится к писателю с нескрываемым восхищением и испытывает к нему искреннее и глубокое уважение, и это Ги де Мопассан, сын Лоры Ле Пуатвен, сестры дорогого друга Альфреда. Она вышла замуж в 1846 году за Гюстава де Мопассана, чье аристократическое происхождение кажется весьма сомнительным. Семейная жизнь не сложилась, и супруги разошлись вскоре после рождения двух сыновей. В те времена подобное случалось нечасто. Ги родился в 1850 году.
Флобер знает Лору с самого детства. Он не раз с ней играл в одни и те же игры. Повзрослев, они никогда не упускали друг друга из виду. Ги познакомился с Гюставом еще в ранней юности. Во время учебы в коллеже Руана он брал уроки у Луи Буйе, где и встретился с Флобером. Юноша как зачарованный слушал разговоры друзей. Годы спустя, когда Ги исполнилось 20 лет, давнее знакомство переросло в крепкую дружбу. Молодой человек поступил на работу в Морское министерство в качестве мелкого служащего. Несмотря на частицу «де», свидетельствующую о благородном происхождении, семья Мопассана отнюдь не купалась в роскоши… На протяжении долгих десяти лет Ги смертельно скучал в пыльных кабинетах министерства в окружении унылых скоросшивателей. Он мечтал стать писателем. Флобер взял пылкого юношу за руку и преподал ему азы писательского мастерства. Свои первые литературные опусы Ги показывает Флоберу. Гюстав оказывается весьма строгим учителем и держится от своего ученика на определенном расстоянии (долгое время он обращается к нему исключительно на «вы»). Со стороны писателя Ги не получает никакого снисхождения. Флобер верит в талант Ги, поскольку распознаёт в нем одаренную личность, обладающую живым умом и большой наблюдательностью. И все же надо работать, поскольку «талант, — по словам Бюффона, — есть не что иное, как долготерпение»[288]. Тем не менее Флоберу нравится этот подающий надежды молодой человек. Он напоминает ему друга Альфреда. «Твой сын не напрасно полюбил меня, — пишет Гюстав Лоре осенью 1872 года, — ибо я испытываю к нему самые искренние дружеские чувства. Он умен, начитан, обаятелен, но главное — он племянник моего бедного Альфреда»[289].
Существует некая загадка, которую время от времени пытаются разгадать и литературные критики, и даже вполне серьезные литературоведы: был ли Ги де Мопассан сыном Флобера? Если судить по фотографиям, то эта гипотеза не находит подтверждения. Между ними нет внешнего сходства. Имел ли Гюстав в тот или иной момент своей жизни более близкие отношения с Лорой, чем товарищеские? Мы не находим подтверждения этому ни в их переписке, ни в свидетельствах знавших их людей. Исключение составляют слова Поля Алексиса[290], входившего в круг друзей Золя. Он слышал, как после смерти Гюстава и Ги не пришедшая в себя от горя Лора говорила о Флобере, как о «дорогом отце» ее сына. Некоторые литературоведы потратили часть своей жизни на то, чтобы найти доказательства этого гипотетического отцовства. В качестве аргумента они ссылались на постоянное присутствие в произведениях Мопассана темы незаконных родственных отношений. В качестве примера, помимо многих других, можно привести роман Ги де Мопассана «Пьер и Жан». Наши доблестные литературные сыщики отвергают одно весьма веское обстоятельство: когда Ги появился на свет в августе 1850 года, Флобер уже около года путешествовал на Востоке. Либо Лора вынашивала Ги «до одиннадцатого месяца», как мать Гаргантюа Гаргамель, либо она умышленно указала более позднюю дату рождения сына, что, несомненно, вызывает вопрос: хотела ли она скрыть свою минуту слабости? Возможно, что вся эта история с отцовством всего лишь плод воображения любителей тайн и загадок. Бесспорно одно: Флобер является истинным духовным и литературным отцом Ги де Мопассана. И этого нам вполне достаточно.
