Еще несколько строчек. Перед тем, как послать заметки в набор, я позвонил проверить кое-какие цифры сказавшему «а»:
– Николай Васильевич, нет ли каких новостей?
– Новости? Да вот только что проводил японских журналистов. Понимаете, предложено принять участие в проектировании башни для Токио. Высота? Не поверите – надо, говорят, чтобы выше Фудзиямы была… Да, конечно, наполовину – фантастика. Но десять лет назад и нашу в Останкино тоже считали наполовину фантастикой. Человек, знаете ли, не остановится на дорогах ни вдаль, ни вглубь, ни в высоту…
Снимок башни сверху сделан с вертолета. Пилот – Георгий Карманов.
Фото автора. 30 августа 1966 г.В тысяче людей, которые шли вчера к Мавзолею, телеобъективом я выбрал это лицо. Человек первый раз в Москве, первый раз на Красной площади. Двигаясь шаг за шагом, человек волнуется и размышляет, человек узнает что-то новое и крайне важное для себя…
Из всех знаний едва ли не самое важное – узнать себя. Нельзя без этого твердо стоять на земле. К двадцати годам человек обязательно задается вопросами: кто я? откуда я? зачем я? чем могу отца превзойти? что я прибавлю своего к жизни? Это неизбежные вопросы и для одного человека, и для поколений людей. И чем скорее придет человеку верный ответ, тем прочнее он будет чувствовать себя на земле. Процесс познавания – сама жизнь. Но можно и ускорить его, прикасаясь к мудрости, накопленной в книгах, оставаясь один на один с природой, активно соприкасаясь с людьми, искусством, узнавая силу труда. Невозможно представить себе роста личности и без знания того, «что было вчера», без знаний истории, без ощущения своего родового корня, без чувства земли, на которой живешь.
В этой связи поход семнадцатилетних по родной земле по местам славы отцов и дедов наших нельзя назвать иначе, как святым делом.
Молчаливые могилы и памятники войны стоят не для тех, кого уже нет. Памятники – это слово к живущим. «Люди, я умер, я умер во имя той жизни, которой вы пользуетесь. Живите лучше, чище. И если придется… Не испугайтесь смерти во имя жизни». Таков молчаливый язык и монументов, и вросших в землю травяных бугорков. Они существуют на земле для того, чтобы мы их видели, чтобы подросли духом, хотя бы самую малость, прикоснувшись сердцем к памяти тех, кого нет.
Нынешним летом несколько миллионов молодых людей шли по стране с благородной целью: увидеть святые могилы, увидеть рубежи сражений, о которых сколько бы люди ни жили, память всегда сохранится. Благородство паломничества к славе отцов состоит в том, что шли мы не созерцателями только, мы шли открывателями. Открытия маленькие и большие… Безвестная могила в кавказском лесу. Буквы, вырезанные ножом на дереве: «Н. Костюков, 1942 9/9. Погиб смертью храбрых». Дерево росло. За двадцать лет буквы на коре почти заплыли. Но разглядели их одесские парни. Сняли шапки перед могилой. «Погиб смертью храбрых»… Это значит не испугался чего-то, не струсил, не отступил. Из таких вот капелек храбрости родилась река нашей победы. Костюков… Может быть, мать, жена, дети только сегодня узнают о судьбе дорогого им человека… Еще открытие. Одесситы же в катакомбах под городом обнаружили целый партизанский отряд. Сто с лишним человек умерли, прижавшись друг к другу, за мурованные под землей… Нельзя перечислить все, что увидели, открыли, запомнили молодые глаза. Думается, самые большие открытия для сердца и памяти сделаны в минуты, когда мы так же вот, как этот парень, с наморщенными лбами стояли у памятников, у стен, иссеченных осколками, у партизанских землянок, у речных переправ, где до сих пор можно найти осколки и зеленовато-ржавые гильзы.
Мы уже достаточно зрелы, чтобы понимать арифметику жизни. Мы дети тех, кто вернулся. У тех, которые не вернулись, дети были бы ровесники нам… Но не зря оборвалось множество жизней. Это мы тоже увидели в нашем походе. Жизнь продолжается. Стучат топоры по смолистым бревнам, новые города образуются, новые земли заселяются, новые печи дают тепло. Земля вынесла нам навстречу цветы весной. Земля пахнет сейчас хлебом и яблоками. Земля наполнена голосами и стуком машин, шорохом листьев, дождей, криками птиц. Весь этот мир принадлежит нам. Мы должны быть мудрыми хозяевами и хорошими воинами. И если придется за эту землю умирать… умирать надо как Н. Костюков…
Недальняя история – вчерашний день – молодость наших отцов, но, заглянув в него, мы лучше узнаем себя и лучше определим дороги житья. Поэтому пусть не кончается благородный поход узнавания…
Вернемся, однако, к нашему парню. Зовут его Вячеслав. Вячеслав Голубев. Он приехал в Москву из поселка Демянска Новгородской области. Приехал на слет участников похода. В его поселке в 1941 году были фашисты. Он знает это по рассказам матери. Его отец, Голубев Анатолий Алексеевич, разбил фашистов и вернулся на землю под Новгородом. Только вследствие этого Вячеслав родился и идет сейчас по земле. Он идет сейчас по Красной площади, к Ленину. Шаг за шагом. Человек узнает что-то новое и крайне важное…
Фото автора. 9 сентября 1966 г.Широка страна моя…
«Снятся людям иногда голубые города…» Хорошая песня. Один раз спели, долго глядим в окна вниз, где стрижет верхушку тайги тень от нашего самолета. И опять:
Снятся людям иногда…
Седая женщина, сидящая рядом с рыжим гитаристом-нефтяником, вдруг прячет лицо в ладони. Оказалось: летит она хоронить сына. Где-то в таежном поселке, название которого у нее записано на бумажке, придавило бревном парня. Мать первый раз в самолете. Летит из-под Курска. Бумажка с адресом, зажатая в кулаке, промокла от слез…
Мы умолкаем. Слышно, как от дрожания самолета тихо звенят гитарные струны. Тень самолета бежит по озерам, по бесчисленным озерам. Три-четыре раза пересекает извилистый, мутный Иртыш, скользит по бурым болотам. И озера, озера. Пугаем сотенную стаю готовых к отлету на юг лебедей. Мы все не можем глаз оторвать от синей воды и летящих низко над землей белых птиц. И только старуха мать ничего не видит, глядит в бумажку с названием поселка, который, кажется, и нельзя отыскать на безлюдной земле.
В Ханты-Мансийске мы с парнем-нефтяником проводили старуху до вертолета, для себя стали искать попутный транспорт в другую сторону.
И опять озера. Пугающее безлюдье. Одну-единственную избу увидели среди болот и островов леса. И вдруг в этом просторе на горизонте появляется город…
Настоящего города еще нет. Есть младенец в колыбели, которого наперед называют мужчиной. Младенцу два года. Как всякий новорожденный, он только потом наберет красоту. Сегодня город в пеленках – щепа, бревна возле домов, мостки от дома к дому через таежную грязь. Дым идет еще не из всех труб, и многие улицы только-только намечены. Но это как раз тот город, о котором песни: «Только самолетом можно долететь…», «А кругом голубая, голубая тайга…». Это город, которого вчера не было, а сегодня почтари делают в адресных книгах вклейки с новым названием. И получается, даже названий новых городам не хватает. Этот город в честь газеты решили назвать Правдинском. Оказалось, есть уже один Правдинск. Назвали Горноправдинском, хотя сколько я ни кружился над местом – равнина…
