Йонатан Нетаньягу - Письма Йони: портрет героя

Моя любимая! 30. 5. 69

Теперь, когда я знаю, что такое быть женатым, я пытаюсь вообразить себе жену по своему вкусу: какой бы она была, как бы себя вела, как бы выглядела, как бы любила и т. п. Пытаюсь быть объективным, отрешиться от того, что я тебя люблю. Но всегда представляю себе идеальную жену в точности моей Тути. Точно такой, как ты.

Сердце мое просто разрывается, когда я слышу, что тебе плохо, что ты от всего этого "сломлена". Ты не представляешь, в какое я впадаю состояние, поговорив с тобой в момент, когда ты в депрессии. Это не значит, что ты не должна говорить о своих мыслях и чувствах. Не дай Бог до этого дойти. Ты должна мне рассказывать все, а я – тебе. Иначе между нами не будет того, что есть. Иначе не будет у нас полного единения. Никогда между нами не пройдет никакой тени. Я влюблен в тебя, моя жена.

У меня серьезный конфликт. С одной стороны – ты, с другой – я делаю то, во что верю, и делаю это с удовольствием. Несколько лет назад я тебе сказал, что следует "жить и давать жить другому", но в нашем мире это не дано, по крайней мере, пока мы таковы, как мы есть. Но хорошо, если бы это было так.

Любимые папа и мама! 7. 6. 69

Как хорошо было получить твои письма, папа, но почему не пишет мама? Действительно ли ты здорова, мамочка? Не в твоих правилах так долго не писать. Мы ведь должны знать, все ли в порядке. Пожалуйста, напишите нам, потому что я серьезно беспокоюсь за маму. Надеюсь, что твоя операция прошла без осложнений. Но откуда нам знать, каково положение в действительности, если ничего больше об этом не слышно?

Я не пишу, в основном, из-за напряженной работы, в которую погружен полностью. Это не значит, что я о вас не думаю часто, просто руки не доходят до письма. Сама по себе работа чрезвычайно интересна и отнимает все мое время. Я знаю, до какой степени она важна, и по-прежнему на сто процентов уверен в правильности сделанного мною шага.

В стране продолжаются локальные, а иногда и в широком масштабе, войны. Страшно подумать, до чего мы дошли: когда в стычке погибает с нашей стороны один человек, мы с облегчением вздыхаем – хорошо, что только один. И ведь никто в стране, в сущности, не сомневается в нашей способности победить арабские страны и в малых войнах, но все это дергает нервы. Резервисты часто призываются в армию, и это при том, что военная служба уже давно продлена до трех лет, чтобы легче было резервистам. Почти нет таких людей в Израиле, которые бы не вносили свой вклад в борьбу страны за существование. Сказать, что все мы халуцим, все хороши – было бы неверно, так как все зависит от человека (есть ведь и уклоняющиеся, хоть их и мало) # от части, где он служит, и от многих других факторов.

Кстати, что вы думаете о нашем новом главе правительства ? Здесь, в стране, как это ни удивительно, ее открыли, как новую звезду. Я тоже из ее сторонников. Она гораздо решительнее и практичнее покойного Эшко- ля. Не колеблясь, принимает решения и управляет государством гораздо более крепкой рукой, чем ее предшественник.

Дело с домом на Гиват ха-Мивтар продвигается медленно, но когда-нибудь закончится. Как все в нашей стране, план должен пройти множество комиссий – от Министерства строительства, от муниципалитета и т. д. Решения каждой комиссии противоречат предыдущей, отсюда бесконечные проволочки. С одной стороны, хотят ускорить дело, с другой – его задерживают как могут. До сих пор не ведают, что значит эффективность. Почему не сосредоточили все дело в одной комиссии – и баста? Жутко бесит!

Любимые папа и мама! 22. 6. 69

Когда получите это письмо. Идо, наверное, уже будет с вами. В день его отъезда, во вторник, я не смог освободиться, но Биби был с ним в аэропорту. Идо до сих пор в сомнении – продолжать учиться в Америке или здесь. Это зависит, конечно, от его впечатлений от Денвера, от школы и т. п. Мне кажется, что он склонен остаться с вами.

Но он сам лучше меня расскажет о том, что он собирается делать.

У Тути – выпускные экзамены. Трудновато ей сосредоточиться на занятиях – и немудрено. Дома она одна, и все время ждет, что я позвоню или приду, что бывает, к моему сожалению, совсем не часто. Бедняжка – это в самом деле и тяжело, и действует на нервы – сидеть дома и дожидаться, когда муж придет из армии. Я стараюсь по возможности облегчить ее положение, но ситуация все время повторяется – я возвращаюсь в армию, а она остается одна. Не думайте, что положение нестерпимо или что я раскаиваюсь в том, что сделал. Наоборот, чем больше я работаю, тем больше убеждаюсь, что поступил правильно. Другого пути для меня не было.

Дорогие папа, мама и Идо! 30. 7.69

Я откладываю письмо, дожидаясь свободной минуты, но таких минут у меня немного. В последнее время я занят двадцать четыре часа в сутки. Занят целиком. Положение на границе и внутри страны весьма горячее. Мы бьем их очень сильно, и в конце концов они урок усвоят. Полагаю, что через несколько недель мы значительно успокоим египетскую границу. Трудно представить, что египетские солдаты, сидящие на линии фронта, верят всей лжи, которую распространяет их пропаганда. Ведь это им перепадают удары справа и слева, а в последнее время, в результате действий нашей авиации, они оставляют свои позиции и бегут.

Не могу передать, как огорчены мы смертью дяди Ма- ти. Хоть и знали, что он болен, но не думали, что конец так близок. Мы видели его около года назад, он был здоров и чудесно выглядел. Трудно это переварить. Узнали

мы об этом только три дня назад. Мы с Тути ездили в гости к бабушке и к Мири в Савьон, и Лузи, который был дома, сообщил нам эту печальную новость. Полагаю, что бабушка об этом не знает и не узнает. Повидать ее нам не удалось, так как незадолго до нашего приезда в Савьон она уехала с семьей Марголиных в Иерусалим.

Красавица моя! 10. 8. 69

Пишу во время езды на грузовике и представляю себе, как будут прыгать буквы письма.

Что я хотел сказать? Ах да. Я еще не видел тебя в юбке, которую послала моя мать. Может, увижу, когда приеду?

В настоящий момент мы покидаем Хедеру и направляемся в Афулу. Скоро въедем в вади Ара. Красивая у нас страна. Каждый раз, когда я посещаю новое место (как сегодня), я полон ожидания и любопытства. Это одна из причин, по которой я люблю топографическое изучение местности. Идешь и открываешь прекрасные уголки.

В каком безумном мире мы живем! В XX веке люди достигли Луны и рвутся дальше. Двадцатый век видел Гитлера и совершенные им массовые убийства. А еще раньше видел двадцатый век ужасную первую мировую войну. И ничему не научился. Сегодня мы свидетели того, как целый народ мрет от голода*. И никого в этом безобразном, мире это не трогает достаточно, чтобы что-ни- 5удь предпринять. Каждый занят своими собственными войнами (включая Израиль, включая меня), и ни одно государство не вступает туда со своей армией, чтобы покончить с этим делом. Понятно, почему – не хотят впутываться. Странные существа люди. Я предсказываю нам блестящее будущее в качестве уродливых обломков, кружащих в космосе после колоссального взрыва.