Елизавета Петровна.
А в годы ученичества усилия Штеллина в конце концов, возможно, и увенчались бы какими-то заметными успехами, если бы не мешала сама Елизавета. Она постоянно разлучала воспитателя и воспитанника, требуя, чтобы великий князь присутствовал на всех балах, маскарадах, празднествах. А праздники при дворе веселой государыни были практически ежедневно. Вполне понятно, что не склонный к усидчивым занятиям науками подросток предпочитал развлечения.
Впрочем, дворцовые балы тоже не доставляли ему большого удовольствия: в светские кавалеры он решительно не годился, танцмейстеру Лауде стоило немалых трудов обучить его хоть каким-то танцам, в которых его тетка была несравненная мастерица. Ее раздражала неловкость племянника. А он с трудом терпел ее легкомыслие и жажду непонятных ему удовольствий. У него была своя стихия – военные парады и церемониальные марши.
И еще одна беда разлучала Петра с просвещенным наставником – частые болезни. За самое короткое время подросток перенес оспу и тяжелейшую лихорадку. Жизнь его была на волоске. Елизавета не отходила от него, забывая обо всех недостатках и слабостях, которые раздражали и тревожили. На время выздоровления она отменяла все занятия, считая, что они изнуряют и без того тщедушного племянника. О том, что надолго прерывая занятия, он терял приобретенные с таким трудом знания, не задумывалась. И – главное – не запрещала общаться с теми, кто приехал с ним из Голштинии. Не давала себе труда понять, что влияние гофмаршала фон Брюммера и камергера фон Берхгольца на будущего русского самодержца не просто вредно – разрушительно. Гофмаршал, садист, которого Петр с детства боялся и ненавидел, внушал своему подопечному: «Этот подлый язык (русский. – И. С.) пригоден только собакам и рабам». И это не раз и не два звучало при дворе русской государыни. Елизавета знала. И – терпела. Только поняв, что Брюммер намеренно поощряет истерическую привязанность великого князя к Фридриху II, и убедившись, что она сама для Петра Федоровича – ничто, а Фридрих – выше Бога, наконец выслала Брюммера из России. Но поздно: посеянные им семена скоро дадут всходы, и они окажутся губительными для последнего внука Петра Великого.
Если бы Елизавета Петровна всерьез озаботилась воспитанием племянника, может быть, что-то и удалось бы изменить в его пристрастиях, в его характере. Ведь были же у него хорошие качества. Даже враги признавали, что он не был злым человеком. Да, был вспыльчив. Но и отходчив. И умел быть благодарным. Вот на эти свойства характера и опереться бы, их бы и развивать…
А Елизавета Петровна только возмущается: капризен, необуздан, упрям; православную веру принял лишь формально, сердце осталось равнодушным; обряды соблюдать отказывается; русский язык учить не желает. Все время посвящает детским забавам да военным играм с отрядом, вывезенным из Киля. Всесильная императрица возмущается, но не делает того, что могла бы, а скорее должна была сделать: удалить грубых, необразованных голштинцев, попытаться окружить племянника просвещенными русскими людьми, разбудить в нем интерес к его новой родине. Вместо этого она разрешает Петру все увеличивать и увеличивать свое войско. В конце концов, оно достигает пяти тысяч солдат и офицеров. Чужие вооруженные люди ведут себя в пригородной резиденции великого князя вызывающе, не скрывая презрения к местным жителям. Допуская это, Елизавета Петровна удобряет почву для неприязни, с которой относится к «прусскому выкормышу» все больше и больше придворных и гвардейцев.
Да и сама императрица, провозгласившая племянника наследником и великим князем, в нем разочаровывается. Кстати, здесь уместно упомянуть об отношении Елизаветы к титулу «великий князь», возвращенному ею в обиход. Вот подлинные слова, сказанные ею канцлеру Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину: «Знайте, что в моей империи только и есть великого, что я и великий князь. но и величие последнего есть не что иное, как призрак». Она очень четко дала понять, что только государь всемогущ, а великий князь – всего лишь почетное звание, которое государь дал, но в любой момент может и отнять.
Эти слова Елизаветы Петровны могли бы стать эпиграфом ко всей книге о великих князьях. Их величие и в самом деле всего лишь призрак. Их зависимость от императора, будь тот отцом или братом, не меньше, чем зависимость крепостного от помещика. Просто уровень другой. Подтверждением тому, что великий князь – существо бесправное, стала женитьба Петра Федоровича. «Пришла пора урода женить» – сокрушалась любящая тетушка. К выбору невесты подошла ответственно, тщательно. Учла все. Только об одном даже не подумала – о чувствах жениха (ну и невесты, разумеется, тоже).
С точки зрения государственной выбор невесты оказался блистательным: из маленькой Ангальт-Цербстской принцессы Софии Августы вырастет Екатерина Великая. А вот с точки зрения человеческой… Худшего выбора спутницы жизни для своего племянника, умственные и физические возможности которого были крайне скромны, Елизавета Петровна сделать просто не могла.
Менее подходящую пару трудно было вообразить. Она: «черные волосы, восхитительная белизна кожи, большие синие глаза навыкате, многое говорившие, очень длинные черные ресницы, острый носик, рот, зовущий к поцелую, руки и ноги совершенной формы… походка на редкость легкая и в то же время исполненная величайшего благородства, приятный тембр голоса, смех, столь же веселый, сколь и нрав ее». Он: «обезображенный оспой, почти всегда пьяный, малоразвитый и чудаковатый». Это взгляд современников.
Но не это главное. После глубокого изучения той эпохи один из самых объективных, неангажированных отечественных историков Сергей Соловьев пришел к печальному выводу: «Петр Федорович обнаруживал все признаки остановившегося духовного развития, он являлся взрослым ребенком». Замечание австрийского посланника Мерси-Аржанто подтверждает этот вывод: «Он не отличается умом, привыкшим к делам, серьезным соображением и отсутствием предрассудков. Его намерения нерациональны, легкомысленны и дики…»
А Екатерина? Как бы к ней ни относиться, даже враги не могут отрицать, что уже в юные годы она обнаруживала не просто незаурядный ум, но и черты гениальности. И, поначалу даже не желая того, подавляла во всем своего незадачливого мужа. Могли ли они стать гармоничной парой?
Можно ли судить ее или его? Мне кажется, можно только пожалеть обоих. А уж если обвинять, то только обстоятельства, в которых они оба оказались (принадлежность к царствующим домам), и тех, кто считал себя вправе так бездумно распоряжаться судьбами молодых, не знающих жизни людей.
Пройдет время, и великий князь найдет женщину, что называется «по себе». Это будет графиня Елизавета Романовна Воронцова, племянница канцлера, родная сестра умнейшей, хотя и не в меру амбициозной Екатерины Романовны Дашковой. Елизавета, в отличие от сестры, глупа, некрасива, но незлобива и добродушна. С великим князем жили они душа в душу, вместе устраивали пирушки, часто кончавшиеся дракой, легко мирились, никогда не держали зла друг на друга. Если бы не женили Петра Федоровича так рано и неудачно, глядишь, мог бы до старости быть счастлив со своей непритязательной Лизанькой.
Но его женили. Не считаясь ни с его чувствами, ни с его возможностями. Жених и невеста с первого взгляда не понравились друг другу. Правда, Екатерина потом уверяла, что готова была от души полюбить великого князя, если бы… Когда он болел оспой и был на краю могилы, она искренне переживала и истово молилась о его спасении. Да и он во время ее болезни (когда ей, по ее словам, выпустили всю немецкую кровь) много времени проводил у постели невесты. Вспоминают, что, несмотря на все свое легкомыслие и детскую неразвитость, Петр сознавал, что его маленькая жена может быть ему лучшим советником и называл ее «madame la ressourse». В минуты сомнений он постоянно бросался к ней за советом и, получив его, быстро убегал. К собутыльникам, к своему голштинскому войску. В первое время их брачной жизни она была товарищем его любимых игр. Но что это были за игры! Брачное ложе он превращал в поле битвы своих деревянных солдатиков. И так – годами, из ночи в ночь (Елизавета Петровна зорко следила, чтобы они всегда спали в одной постели). Почти девять лет такой жизни…
Как стало известно почти через полтора столетия после описываемых событий (узкому кругу, в чем убеждают документы, было известно с самого начала), причиной более чем странных отношений между супругами был порок развития, именуемый фимозом, достаточно распространенный и легко устранимый. Не буду вдаваться в физиологические подробности. Кому интересно, может прочитать о фимозе в медицинской энциклопедии. А между тем Елизавете Петровне нужен был внук, который мог бы стать наследником вместо злополучного племянника. Екатерине прозрачно намекнули, что она может сама выбрать отца будущему ребенку (правда, выбрать из двоих придворных, хорошо известных императрице). Екатерина выбрала красавца Сергея Салтыкова. Когда стало ясно, что она беременна, возникла другая проблема: нужно было создать видимость, что отец будущего ребенка – великий князь.
