В 1861 году Николай Александрович совершил первое образовательное путешествие по России, посетив Москву, Нижний Новгород и Казань. Летом 1863 года отправился во второе путешествие по стране: от столицы империи до Астрахани и от Царицына до Крыма, а затем — от Бердянска до Екатеринослава, возвращался в Москву через Харьков, Курск, Орел и Тулу. В Санкт-Петербург он прибыл в середине октября 1863 года.
Восемь месяцев спустя — 12 июня 1864 года Николай Александрович отправился в новое путешествие, на этот раз за границу, с целью ознакомления с государственным устройством и культурой европейских стран. Тогда и проявились первые признаки серьезной болезни, в конечном итоге сведшей его в могилу. Однако в печальный конец окружающие великого князя не верили, надеясь, что недуг пройдет. В том году наследник посетил германские земли и Голландию, где ему были предписаны морские оздоровительные купания, а в Дании сделал предложение дочери датского короля Дагмаре, о любви к которой писал матери еще в августе 1863 года. На свое предложение Николай получил согласие. Помолвка состоялась 20 сентября 1864 года, но стать мужем ему не пришлось — болезнь прогрессировала. Посетив ряд южных немецких городов, а затем Венецию, Милан, Турин и Геную, Николай Александрович прибыл в Ниццу, где и остался зимовать. Вовремя правильно не диагностированная болезнь к весне 1865-го оказалась неизлечимой — выяснилось, что цесаревич страдал не золотухой, а менингитом спинного мозга (meningitis cerebrospinalis tuberculosa). За день до смерти он виделся с невестой и с братьями. По легенде, на этом свидании он соединил руки своего брата (и будущего наследника престола) Александра Александровича и принцессы Дагмары. 12 апреля 1865 года цесаревич скончался.
Как пишет американский ученый Ричард Уортман в книге «Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии», «смерть Николая Александровича лишила императора сына, в котором соединялись очарование и манеры двора, ум, необходимый для того, чтобы получить поддержку образованного общества, и любовь к России, которая приближала его к народу. Эта смерть лишила императрицу первенца, которого она обожала. Смерть цесаревича лишила его воспитателей и друзей наследника, в котором могли воплотиться их мечты об образованном монархе, сумевшем вырваться за рамки интеллектуальной ограниченности двора. Среди живых найти утешение было невозможно. Никто из близких Николая Александровича не был высокого мнения о его младшем брате Александре». Был ли это «роковой час в судьбах России»? Сказать трудно. Но современники понимали, что покинувший их цесаревич — полная противоположность своему брату. Если возможно говорить об альтернативах развития страны, то со смертью Николая Александровича такая альтернатива оказалась утраченной[7].
…Впрочем, жизнь развивается по собственным законам и трагедия одного порой превращается в полную свою противоположность для другого. В самом деле: новый наследник Российского престола после смерти брата столкнулся с целым рядом обязанностей, которые ранее не могли быть на него возложены, и одна из таких обязанностей состояла в том, чтобы вступить в брак с невестой покойного цесаревича (так решили родители). Легенда о «соединении рук», конечно, очень красива, но факты говорят об ином: великий князь Александр нашел утешение в романе с княжной Марией Мещерской — двоюродной сестрой князя Владимира Петровича Мещерского, их общего (с покойным братом) друга. Сообщения во французских и датских газетах о связи нового наследника престола и молодой княжны вызвали беспокойство датского двора. В мае 1866 года в дело вмешался император Александр II: он указал сыну на недопустимость такого положения, а тот в ответ заявил о нежелании ехать в Данию и жениться на Дагмаре. Сказанное не изменило решение самодержца: он приказал сыну ехать за невестой, пригрозив удалить Мещерскую от царского двора. Великий князь покорился воле родителя и распрощался с возлюбленной. 11 июня 1866 года он сделал предложение принцессе Дагмаре и получил согласие. Любившая, по ее собственным словам, только покойного цесаревича — «милого Никса», Дагмара сумела полюбить и его брата. Свадьба состоялась 28 октября 1866 года, круто изменив, по словам Р. С. Уортмана, дальнейшую жизнь наследника престола, превратив его в образцового любящего мужа. Цесаревич Александр Александрович и его супруга, после принятия православия ставшая великой княгиней Марией Федоровной, и стали родителями последнего русского самодержца.
Не будучи человеком острого и глубокого ума, как покойный брат, цесаревич, тем не менее, отдавал себе отчет в том, насколько недостаточно он подготовлен к своей новой роли. «Я одно только знаю, что я ничего не знаю и ничего не понимаю. И тяжело, и жутко, а от судьбы не уйдешь», — сказал он однажды князю В. П. Мещерскому[8]. Действительно, «от судьбы не уйдешь»… В двадцатилетнем возрасте оказавшись в роли наследника престола, великий князь Александр Александрович должен был подчинить жизнь подготовке к тому, чтобы в будущем стать императором. Но было ли у него на это время? Даже его апологеты вынуждены были признать, что времени не осталось. «При покойном цесаревиче, — писал князь В. П. Мещерский, — был граф Строганов, который отвоевывал для своего воспитанника право не ездить никуда в часы урочных занятий; но для нового наследника никто не мог отвоевать ему от государя этих льгот, тем более что государь с самого начала начал показывать, насколько он дорожил тем, чтобы новый наследник везде являлся и везде его сопровождал». Но… наследник считал себя «философом», по словам Мещерского, христианской школы, человеком, не подчинявшимся силе окружавшей его жизни, не моделировавшим себя по ней. Если Николая Александровича сравнивали с искусным столяром, то его младшего брата — с плотником, имевшим верный взгляд и верную руку. Впрочем, в нашей истории это всего лишь дополнения, помогающие понять, как формировалась другая личность — сын великого князя Александра.
…Вскоре после заключения брака Мария Федоровна забеременела, в семье заговорили о первенце. Однако радостного события в ожидаемое время не произошло. Любившая верховую езду, девятнадцатилетняя цесаревна, гостя у отца в Дании, по неосторожности, как писал современник, граф С. Д. Шереметев, «выкинула». Таким образом, появившемуся на свет в понедельник 6 мая високосного 1868 года ребенку суждено было стать тридцать девятым членом дома Романовых и по праву рождения занять пятую строку в «Придворном календаре» Российского императорского дома — как первому внуку правящего императора. «Я отлично помню день рождения Государя, — вспоминал много лет спустя генерал от инфантерии Н. А. Епанчин. — Мы проводили это лето в Павловске. Утром 6 мая я зашел купить что-то в мелочную лавку и узнал из разговоров покупателей, что ночью (в 2 часа 30 минут. — С. Ф.) в Царском Селе в семье Цесаревича Александра Александровича родился сын. Я поспешил домой и с радостным волнением сообщил моей матушке, что „Государь — дедушка“. Рождение маленького Великого князя было встречено в петербургском обществе с удовольствием, и, вероятно, так было и во всей России».
