Экзамены в Москве сдал успешно. В июне 1951 года вернулся в Златоуст и объявил: уезжаю в Москву, в аспирантуру. Шум тут поднялся! Использовали и кнут, и пряник. Грозили не отпустить ни при каких обстоятельствах, обещали показать где раки зимуют и тут же назначили исполняющим обязанности главного конструктора на время его отпуска. Это меня-то — с двухлетним стажем работы! Смешно! И даже работая в должности и.о., решения своего я не изменил, и, когда пришел вызов, меня все же отпустили. Почему — непонятно. Говорили, что как ни странно, повлияло наше министерство.
Так, летом 1951 года я сделал важный шаг. Оставался еще один. Года полтора был только аспирантом, готовился и сдавал экзамены на кандидатский минимум, разрабатывал план кандидатской диссертации. Начал заниматься теорией полета ракет. Темой кандидатской хотел взять теорию движения искусственных спутников Земли. Но к этому времени (весной 1953 года) почувствовал, что мне трудно тянуть на маленькую аспирантскую стипендию, ведь я уже обзавелся семьей: в декабре 1951 года женился на своей однокурснице по МВТУ и вот-вот должен был родиться ребенок.
Вступал в брак трижды. И первая жена, и вторая — были красивые неглупые женщины. Была и влюбленность, и привязанность. В том, что семейная жизнь у меня с ними не сложилась, виноват, по-моему, только я — с одной стороны, очень мягкий человек, даже уступчивый (а в семье это не лучшее качество, хотя, быть может, и необходимое в разумных пределах), а с другой — совсем неконтактный, типичный бирюк и в то же время вспыльчивый и часто неоправданно резкий.
С Верой, моей третьей женой, мы вместе уже более 25 лет. Она очень решительная женщина. Но постепенно мы научились ладить друг с другом. Женившись на молодой и красивой девушке (ей тогда было 23 года), по сути, я взял на себя обязательства, которые не мог выполнить, учитывая напряженность моей работы и тогдашние условия жизни. Понял это не сразу, но все же со временем стал осознавать. Жизнерадостная и веселая, она, естественно, хотела жить интересной и насыщенной жизнью («а муж приезжаете работы поздно, усталый, измочаленный, мрачный»). Чтобы как-то скрасить ее жизнь, я старался возвращаться пораньше, стали ходить в театр. Как правило, в те годы в деловые поездки за границу отправляли без жен, чтобы дома оставались, так сказать, заложники. Но иногда делались исключения, например, для академиков и членов-корреспондентов Академии наук. Ухватившись за такую возможность показать Вере мир, я навел справки, узнал, когда состоятся очередные выборы в Академию, и затеял авантюру, выдвинув себя в члены-корреспонденты по Отделению механики, что закончилось провалом, что, впрочем, и хорошо. Дело в том, что во время предвыборной кампании мне пришлось познакомиться со многими представителями Академии наук, и сложилось впечатление, что, может быть, они и были когда-то способными исследователями, но, став академиками, превратились в администраторов. А многие никогда учеными и не были, работали в оборонной промышленности, и их проталкивали в Академию наук, чтобы как-то отблагодарить за административную или чисто инженерную работу.
От двух первых жен у меня по сыну. В 1953 году родился Николай, мой старший. Он окончил МГУ по специальности «экономика зарубежных стран» (очень ему хотелось попутешествовать и посмотреть мир). Жена его кончала тот же факультет. У него есть сын — мой внук, тоже Николай, сейчас студент. В 1962 году (от второго брака) родился сын Андрей. Он закончил физический факультет МГУ. Женат.
С Верой у нас двое детей: дочь Наташа (архитектор) и сын Константин (закончил факультет вычислительной математики МГУ).
Дети все разные. Старший сын — длинный, тощий, красивый. Спортивен. Мастеровитый, чего мне всегда не хватало. Средний — типичный Илья Муромец — и по внешности, и по характеру. Умеет постоять за себя. Много работает. Младший, как и старшие, длинный и симпатичный. Работает с интересом. Ко мне относится несколько снисходительно. Дочка — упорная, очень работоспособная, отлично рисует. Все стены в нашем доме увешаны ее, в основном учебными, работами. Что будет дальше, трудно сказать — она еще только начинает жить.
Но вернусь в пятидесятые годы. Время вообще было нелегкое. И я решил поступить на работу в НИИ-4 на полставки, младшим научным сотрудником. И хотя моим научным руководителем был Тихонравов, направили меня, невзирая на мои протесты, в другую группу того же отдела. Шефу защитить меня не удалось, а военные меня и слушать не желали: хочешь получать зарплату за работу по совместительству — работай там, где нам нужно. И работу получил хоть и по ракетной тематике, но от моих интересов весьма далекую: в области теории движения крылатых ракет. Была сформирована группа человек в десять. Как-то быстро и естественно я стал ее неформальным лидером.
К лету 1954 года мы подготовили большой отчет, на его основе я написал и в начале 1955-го защитил кандидатскую диссертацию. Но еще до защиты написал совместно с Глебом Максимовым работу по выбору оптимального места расположения пункта радиоуправления полетом межконтинентальной ракеты Р7.
Проблема заключалась в том, что в то время предполагалось для управления дальностью полета ракеты с отклонением по боковому направлению использовать как гироскопические приборы, так и радиоуправление, опирающееся на измерения расстояний и радиальных скоростей ракеты относительно двух симметрично расположенных относительно плоскости траектории полета ракеты пунктов радиоуправления. Как ни странно, от выбора оптимального расположения пунктов радиоуправления зависел выбор места будущего испытательного полигона межконтинентальной ракеты.
Разработчики системы радиоуправления получили формулы для определения положения этих пунктов, давшие результаты, которые многих не устраивали. Если для старта будущей ракеты Р7 использовать полигон Капустин Яр, откуда запускались наши первые ракеты, то, по расчетам, один из пунктов радиоуправления должен находиться чуть ли не на Главном Кавказском хребте, что было неприемлемо. Встал вопрос о выборе более удобного места для нового полигона ракеты Р7. Испытателям ракет и начальству надоело ездить в пустынный Капустин Яр, хотелось бы, чтобы будущий полигон располагался где-нибудь в благодатных местах: на берегу моря или на Северном Кавказе. Но тогда подходящего места для пункта радиоуправления вообще не находилось. Так что Северный Кавказ и другие курортные места отпадали.
Приемлемым вариантом оказался район в центре Казахстана, что было, конечно, крайне неприятно, и все, кто мог, от начальников до тружеников-испытателей, плевались в адрес разработчиков системы радиоуправления. Тогда они обратились к нам, в НИИ-4: может, найдется какой-нибудь новый подход? Работу поручили мне и Максимову. Хотя старшим был я, но идею подал Глеб. Она заключалась в том, чтобы усложнить управляющую функцию, в которую ввести свободным параметром положение пункта управления и попытаться, если возможно, найти такую функцию, что нам удалось сделать, и оказалось, пункт радиоуправления можно разместить практически где угодно. Просто в структуру и в некоторые параметры управляющей функции должны входить нужные координаты точки управления. Разработчики-идеологи системы радиоуправления были очень довольны (реабилитировалась сама идея радиоуправления), прислали в НИИ-4 хвалебный отзыв, что было редкостью со стороны гражданской организации. Но, как оказалось, мы зря старались. Поезд ушел: полигон уже начали строить в Казахстане, около станции Тюра-Там. А море и благодатный Кавказ как место для регулярных командировок на курорт-полигон уплыли. И еще долго я при случае лягал военных — это они всех нас засадили в безнадежную пустыню! А теперь к тому же за аренду земли в пустыне приходится платить большие деньги независимому Казахстану!
