Шел тринадцатый день войны, о ней мы непрестанно думали, жили ею, ежедневно утром и вечером читали в газетах или слушали по радио сводки положения на фронтах. Тем не менее никто из нас не представлял ни масштабов происходящего, ни всей глубины опасности, которая нависла над страной. По поручению Политбюро ЦК партии Сталин сказал правду, суровую и горькую. Еще до 3 июля мы в глубине души таили надежду, что вот-вот в действие вступят главные силы Красной Армии и все переменится. Враг будет остановлен, затем обращен в бегство и разбит. Но, прослушав речь, мы поняли, что война будет длительной, потребует предельного напряжения всех сил и средств, больших жертв.
Мы искали и находили в обращении партии ответ на вопрос: что делать? Отстаивать каждую пядь советской земли, биться до последней возможности, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу, - вот что требовалось от нас, командиров и красноармейцев.
Политработники и коммунисты немедленно пересказали в подразделениях содержание речи Сталина, разъяснили, какие надежды возлагает партия и народ на Красную Армию. В ротах и батальонах прошли митинги и собрания.
Все эти мероприятия подняли настроение бойцов. Люди рвались в бой, хотели побыстрее встретиться с ненавистным врагом. А эта встреча была не за горами...
По указанию генерала Куликова я собрал командиров полков, и мы провели рекогносцировку. Дивизия занимала оборону, как уже говорилось, на фронте 15 километров и в глубину почти на 12 километров. В полосе обороны примерно 70 процентов местности занимал лес. Это давало нам, обороняющимся, заметные преимущества, ибо лес лишал фашистские танки и мотопехоту свободы маневра. Они вынуждены были действовать на сравнительно узком участке. Мы же имели возможность заблаговременно организовать противотанковую оборону на опушке леса, вблизи дорог, причем орудия поставить для стрельбы прямой наводкой. В лесу мы могли расположить в относительной безопасности тылы, скрытно сосредоточить резервы. Боевые порядки дивизии по решению комдива строились в два эшелона, причем особое внимание мы обращали на обеспечение флангов.
Ночью полки вышли на отведенные им участки обороны и с рассвета приступили к инженерным работам: отрывали окопы, оборудовали огневые позиции и наблюдательные пункты. День был погожий, ярко светило солнце, над землей плыл густой аромат поспевавших хлебов, а из леса тянуло прохладой и доносилось разноголосье птиц. Меня не покидало странное чувство: казалось, что я нахожусь не на войне, а на маневрах и организую не настоящий, а учебный бой, каких за свою службу организовывал множество. Все в это июльское утро я старался делать так, как когда-то учили меня преподаватели в академии: обстоятельно, последовательно, методично, благо противник пока не появлялся.
Дивизионная разведка в течение ночи непрерывно прочесывала прилегавшую к полосе обороны местность. Разведчики докладывали, что впереди все пока спокойно. Правда, в одной из частей распространился слух о появлении в нашем тылу танков противника, но командиры и политработники решительно пресекли их. Должен заметить, что делать это было совершенно необходимо. В первые дни войны, когда обстановка не всегда была ясной, муссировалось много ложных слухов о "танковых клиньях" немцев, о появлении в тылу их крупных механизированных соединений и т. п. Такие слухи подрывали боеспособность и порой вызывали панику. В нашей дивизии с первых же фронтовых дней мы не только решительно пресекали подобные слухи и привлекали к ответственности тех, кто их распространял, но и сурово взыскивали с того, кто легко принимал их на веру. Помню, во время одного из боев состоялся у меня довольно крутой разговор с командиром стрелкового полка.
Встретил он меня взволнованный, даже растерянный:
- Товарищ майор, южнее села Попелюхи фашисты прорвали нашу оборону и обходят левый фланг дивизии...
У меня были точные сведения, что противник в этом районе не появлялся, и поэтому, выслушав доклад командира, я "уносил его, проверил ли он то, о чем говорит. Оказалось, что не проверил. Я тотчас в присутствии этого командира вызвал начальника дивизионной разведки капитана Никифора Зиновьевича Трунова и приказал выслать в район села Попелюхи группу разведчиков. Вскоре они вернулись и подтвердили, что слухи были ложными. Командир полка, по его же признанию, получил наглядный урок на всю жизнь.
Однако вернемся к событиям первых дней июля. Руководящий состав штаба и политотдела дивизии дневал и ночевал в частях. Вместе с дивизионным инженером Иваном Михайловичем Стыковым я много времени провел в 884-м стрелковом полку, соседом которого был 863-й полк. Свою задачу мы видели прежде всего в том, чтобы помочь командирам полков надежно прикрыть стыки. С этого, собственно, и начали. С командирами полков на местности отработали вопросы взаимодействия, проверили, как для усиления стыка от каждой части установлены на прямую наводку по батарее полковых пушек, как организовано инженерное обеспечение. Когда положение на стыке уже не вызывало беспокойства, мы обошли оборону полка, посмотрели, как бойцы готовятся к предстоящему, бою. Командиры и красноармейцы знали, что бой не за горами, и старались вовсю.
Однако одно обстоятельство меня насторожило и встревожило. Стрелки рыли окопы на значительном расстоянии друг от друга. Конечно, это безопаснее. Если снаряд попадет в расположение взвода, даже отделения, большого вреда это не принесет, люди останутся целы. Но как взводный или отделенный будут управлять действиями своих подчиненных, руководить боем? Решил провести такой эксперимент.
- Подайте команду: "Все ко мне!" - приказал я совсем юному, должно быть, только что прибывшему из училища лейтенанту.
- Взвод, слушай мою команду! - У лейтенанта неожиданно оказался густой и зычный бас. - Бегом ко мне!
Тотчас же к окопу взводного поспешили несколько бойцов, расположившихся по соседству с ним. На других команда не произвела ни малейшего впечатления. Они просто ее не услышали и продолжали заниматься своим делом. Напрасно лейтенант повторял ее, сопровождая энергичной жестикуляцией.
- Успокойтесь, лейтенант, - сказал я, - соберите бойцов через посыльного. А пока они соберутся, порассуждаем, подумаем. В бою и вы будете стрелять, и противник. Станет бить артиллерия, минометы, пулеметы, пойдут танки, в небе загудят самолеты. Словом, слышимость уменьшится в несколько раз. Как же вы будете командовать красноармейцами, если теперь, когда никто не стреляет и стоит относительная тишина, они не услышали вас? Наверное, надо бойцов расположить иначе, собрать взвод в кулак и отрыть одну взводную траншею. Риск от этого, конечно, возрастет, но на войне без риска нельзя. Вы согласны, товарищ лейтенант?
