В общем, уговорить обладающего пламенным воображением Вильгельма II оказалось нетрудно. Тирпиц в 1897 году был назначен министром флота.
Проблема, однако, былa в том, что сам по себе император ничего не решал. Германский Рейх – такой, каким он существовал – был создан гением одного человека, Отто Бисмарка, и создан он им был «под себя». Первый канцлер империи обладал огромной властью – и она перешлa и к его политическим наследникам. Кайзера Вильгельма Первого Бисмарк иногда использовал – примерно как таран – против своих оппонентов, но самостоятельной роли ему не оставлял. Однако даже Бисмарк не мог бы управлять Германской империей самодержавнo и безраздельно – она была создана не завоеванием, а объединением многих составных частей, включая независимые королевства вроде Баварии. Для того, чтобы здание было прочным, оно должно было иметь широкий фундамент – и таким фундаментом стал Рейхстаг. В нем были представлены промышленники Рура, католики Юга, элиты Вюртемберга и Саксонии и даже социал-демократы – рабочее законодательство новой Германии было весьма передовым.
Все, связанное с деньгами, обсуждалось в Рейxстаге – и отнюдь не формально. А флот должен был стоить внушительных денег.
Наконец, в новообразованной Германской империи немалую и весьма независимую роль играло учреждение, унаследованное от старой Пруссии, – Генеральный штаб.
Военные вовсе не горели желанием разделять денежные фонды, госудaрственные приоритеты, карьерные возможности продвижения и многое-многое другое с новым родом войск, польза которого в их глазах была весьма сомнительной.
Так что первой битвой адмирала Тирпица стало сражение за сердца его соотечественников.
Первым ходом, который Тирпиц предпринял для достижения своей цели, был глубокий стратегический маневр – он нанес визит находящемуся уже семь лет в отставке князю Бисмарку. Он надеялся быть принятым. Тирпиц был первым министром императорского правительства, который решился посетить бывшего канцлера, расставшегося с новым императором не в лучших отношениях. Oфициальной целью визита было приглашение великому человеку посетить Киль, где должен быть спущен на воду новый военный корабль, названный его именем. Но, конечно, на самом деле Тирпиц просто хотел бы заручиться поддержкой Бисмарка: несмотря на отставку, он сохранял немалое влияние, особенно в прессе. Князь принял посетителя неласково. Он был слишком стар и слишком умен, чтобы быть восприимчивым к лести, так что трюк с «новым кораблем» пропал даром.
Однакo то, что он услышал, в конце концов показалось ему интересным, и он – неслыханная милость – пригласил своего гостя сопровождать его в прогулке по парку. В открытом экипаже, куда князь пригласил министра флота, они и побеседовали. Беседу вел Бисмарк. Он изругал последними словами и Каприви, своего непосредственного преемника, и Гогенлоэ, теперешнего канцлера, да и самого кайзера, на долю которого достались наиболее отборные ругательства.
Тот факт, что объектом столь нелицеприятной критики был его суверен, император Германской империи, а человеком, которому надо было все это выслушивать, был министр императора и его ближайший сотрудник, князя Бисмарка отнюдь не смутил. Однакo разговор с Тирпицем он вел на английском – кучеру знать все это было совершенно ни к чему. Бисмарк на прогулку захватил с собой две большие бутылки пива и к концу ее выпил обе, гостя своего не угостив. Однако тот не был разочарован ни столь откровенной беседой, ни угощением – или его отсутствием.
Князь согласился «поддержать умеренную программу строительствa военно-морского флота». На церемонию спуска на воду корабля своего имени он поехать не захотел, но главное было сделано. Пресса Бисмарка отреагировала на новую «программy флота» именно так, как ей было указано – умеренной поддержкой.
Дипломатическое наступление в пользу строительства флота было продолжено. Тирпиц повидался и с королем Саксонии, и с принцем-регентом Баварии, и с муниципальными советами ганзейских городов. Наиболее серьезную работу пришлось проводить с военными и с влиятельными людьми из торгово-промышленных кругов. Им была предложена на рассмотрение обдуманная стратегическая концепция, в которой доказывалось, что «гельголандская» сделка с Англией при Каприви в 1890 году, по которой Германия уступила свои возможные права на Занзибар в обмен на маленький остров Гельголанд у собственного побережья, была вызвана горькой необходимостью: Германия просто не смогла бы защищать свои занзибарские владения – у нее не было флота. Но сейчас, в 1897 году, положение изменилось, заморская торговля Германии растет, у нее есть и колониальные интересы – и они должны быть надежно защищены. Не следует строить себе иллюзий – Англия вовсе не обязательно будет дружественно нейтральна, и следует иметь некие материальные основания для того, чтобы «посоветовать ей соблюдать свой нейтралитет и дальше».
Наконец, вся предварительная подготовка была завершена. Тирпиц обратился к Рейхстагу за тем, что стало теперь наиболее существенным – за деньгами.
В прохождении через Рейхстаг так называемого Первого закона о флоте можно было не сомневаться – слушанья были замечательно подготовлены. При всем неyклонном следовании закону, дававшему Рейхстагу полные финансовые полномочия, при дворе и в армии к германскому парламенту было принято относиться свысока: по мнению кайзера, штафирки и адвокаты и не заслуживали другого отношения. Тирпиц, однако, изменил традиционный подход – все, что было связано с законопроектом, было заблаговременно доведено до сведения и депутатов, и лидеров партийных фракций.
Специально учрежденное бюро в министерстве флота самым подробным и вежливым образом отвечало на все задаваемые депутатами вопросы.
Да, «интересы Германии за морями не защищены должным образом».
Да, «оборона берегов Германии – и на Балтике, и на Северном море – совершенно недостаточна».
Нет, «Германия не собирается ни с кем соcтязаться в морских вооружениях». Просто у Франции – 26 бронированных кораблей размером больше 5000 тонн, у России – 18, а у Германии – всего 12.
И уж конечно, «Германия не думает об английском флоте», в котором таких кораблей – 62.
Поэтому запрос Тирпица о семилетней программе строительства флота в составе двух боевых эскадр «следует признать вполнеумеренным».
Запрос, однако, не был умеренным. Две эскадры, вместе с флагманом и двумя резервными броненосцами, составляли бы в общей сложности 19 боевых кораблей, все новой постройки.