4. В тени Иеговы. «Отщепенство» как «их» кардинальный принцип
Надо также понять, что, — как это сплошь и рядом случается в идеологии, — «надстройка» в русско-еврейском противостоянии уже весьма удалилась от «базиса», и живет довольно самостоятельной общественной жизнью. Поэтому очень часто русско-еврейскую духовную войну ее осторожные исследователи пытаются даже от ее национальной ориентации как бы и вовсе абстрагировать. Не то чтобы закрыть глаза на генеалогическое национальное происхождение столкнувшихся сил. Но свести генеалогию до минимума. Разве только как к первотолчку, вслед за которым дальше уже все пошло-закрутилось, спонтанно освобождаясь от национальной оболочки или, во всяком случае, уже совершенно не делая из нее самоцель.
Конечно, за таким подходом чаще всего стоит сильное желание «не дразнить гусей» и попросту закрыть глаза на самое опасное в теме. Но, с другой стороны, мы не можем не признать и того, что «кто есть кто» на генетическом уровне — корешки иногда и днем с огнем не раскопаешь. Да, может быть, не всегда публично и надо раскапывать, чтобы, действительно, не дразнить спасших Рим гусей. Зачем поминать «еврейское всеотрицание», когда достаточно иносказательно вызвать тень Герострата? Все и так всем ясно. Но без излишней напряженности — без «душка». Кошка знает, чью кашку съела. И все это знают.
Сильное впечатление на общество произвела опубликованная в № 37 за 2004 год «Литературной газеты» статья Юрия Полякова «Государственная недостаточность». Автор убедительно, на множестве фактов показывает, как у нас действует «Герострата». Цитирую: «Этот неологизм составлен мною из двух слов: «Герострат» и «страта» (общественный слой). Возможно, кто-то увидит здесь аналогию с гумилевской «антисистемой» и будет прав».
Поясню, что по Льву Николаевичу Гумилеву «антисистема — это системная целостность людей с негативным мироощущением», а наиболее яркий ее пример — «малый народ», погубивший Великий Хазарский Каганат. В «малый народ» внутри «большого народа», как показывают многие исторические примеры, чаще всего группируются люди, ненавидящие свою вторую Родину. Но духовная доминанта тут не в изначальной корневой племенной принадлежности, не в происхождении, а в отщепенстве. В программном противопоставлении себя «большому народу», в котором некий «интеллектуал» (таким он сам себя объявляет в противовес окружающему его «туземному быдлу») вынужден жить, но который со всеми его нравами и обычаями, историей и культурой безмерно презирает. Тут вся соль в отрицании. Поляков растерян: «Люди, составляющие нашу отечественную “Герострату”, принципиально считают российскую цивилизацию низшей по сравнению с Западом и убеждены, что она для своего же блага должна исчезнуть как самодостаточное культурно-историческое целое, став подчиненной частью западного мира».
«Они» высказываются без обиняков и по самому существу. Позиция «их» абсолютно антирусская. И здесь уже не так и важно, какого происхождения сам нам это цинично предлагающий «исчезнуть» конкретный растленный тип. Принадлежал ли он искони по своим корням к некоему подрывному «малому племени», обжившемуся среди «большого народа» для того, чтобы его уничтожить как самодостаточное культурное целое. Или вот только-только примкнул к бесам, посчитав, что это ему даст товарищей-подельников и больше благ. Здесь главное — чтобы отщепиться.
Согласно Александру Солженицыну: «да и нет, пожалуй, более яркого примера отщепенца, чем Ленин с его дедушкой по матери Израилем (в крещении Александром) Давидовичем Бланком».
Ленин формально по еврейским законам мог бы сейчас стать гражданином Израиля. В Израиле национальность определяется по материнской линии. Но ведь и дедушка по отцу у «Ильича» не был русским. Мне пришлось редактировать книгу члена Политбюро Романова «Ленин», и я имел доступ к архивам, согласно которым предком Ленина по отцу был хазарин Улей, переехавший из Астрахани в Симбирск и взявший фамилию «Улянов», затем переделанную в «Ульянов». Мариэтта Шагинян жаловалась мне, что давно это знала, но ей не разрешили «компрометировать вождя» хазарским происхождением. Так что, если судить по духу предков, то тот с обеих сторон у Ленина был иудейским. Но Солженицын мудро комментирует: «Да, ему отвратительна и омерзительна была русская древность, вся русская история, тем более православие. Не проявилось у него никакой привязанности даже и к Волге, на которой прошла его молодость (а с мужиками своего имения судился за потраву), напротив, — он безжалостно отдал всю ее ужасающему голоду 1921 года. Всё — так. Но это мы, русские, создали ту среду, в которой Ленин вырос, вырос с ненавистью. Это в нас ослабла та православная вера, — в которой он мог бы вырасти, а не уничтожать ее. Уж он ли не отщепенец?»
Наиболее ярким примером отщепенца в современности стал А.Н. Яковлев. Причем, в отличие от Ленина, у него даже и в происхождении чужих корней вроде не обнаружено. Всегда даже изображал из себя этакого ярославского мужичка, как артист Качалов. Даже и говорит на «о» и крякает по-мужицки. Правда, когда начинает волноваться, то о роли забывает и говорит сразу «нормально», то есть обкатанно, бесцветно «интеллигентски» — с обилием иностранных слов, вместо перца, для шика. Так вот, Яковлев в своей ненависти к русской истории и русскому народу даже перещеголял Ленина. Тот хоть в утопическом раю, который он, мол, построит для «новых человеков», хоть в призрачном светлом будущем, витал. А у Яковлева только мрак впереди, и мраку он, как Сатане, поклоняется.
Вот такие они — отщепенцы. Вот уж воистину «исчадье», как оценивает таких Солженицын. Но ведь не сами же они в утробе матери-Родины такими рождаются? Под каким-то внешним воздействием их мутация происходит? Должен же быть какой-то вызывающий нарушения в нормальной генной природе человека ядовитый фермент, который, воздействуя, делает из него выродка? Выродка из той среды обитания, в которой он вырос?! Выродка из той национальной общности, в которой он обретается?!
Солженицын нажимаем на мораль: «И что ж — могут ли народы от своих отщепенцев отречься? и — есть ли в таком отречении смысл? Помнить ли народу или не помнить своих отщепенцев, — вспоминать ли то исчадье, которое от него произошло? на этот вопрос — сомнения быть не должно: помнить. И помнить каждому народу, помнить их как своих, некуда деться» (Двести лет вместе. — М: Русский путь, 2002. Ч. 2).
Согласимся с Солженицыным, и в поисках ядовитого фермента, мутирующего выродков, продолжим цитировать Полякова. Писатель хочет себя и нас немного успокоить тем, что, мол, все еще не так безнадежно: «Мы имеем сегодня своего рода двоевластие. Власть кремлевская и власть медийная (телевидение) ставят перед собой совершенно разные задачи и тянут страну в разные стороны. Первая, если воспользоваться историческими аналогиями, уже прошла этап «смены вех» (хочется очень в это поверить, но пока трудно — А.Б.) и пытается строить национально сориентированную демократию в отдельно взятой стране, а вторая все еще самозабвенно служит мировой общечеловеческой революции, из-за которой явно торчат ослиные и слоновые уши».
