Ознакомительная версия.
С самого начала эти люди работали вместе. Старшины укомплектовали свои отделения и принялись обучать и натаскивать подчиненных. Они читали им лекции и просто беседовали. Одновременно добывали для своей лодки имущество и оборудование. Все были заняты полный рабочий день. Приходили к девяти и завтракали на верфи. Одни члены экипажа досконально знали свое дело, другие чувствовали себя не так уверенно. Нам предстояло разобраться с каждым, выяснить, как он поведет себя на боевом посту. Выбрали орудийный расчет и наблюдателей, предварительно тщательно проверив их зрение. Лодка еще не была закончена, а экипаж уже был на своих местах. Рабочие верфи относились к этому с пониманием.
Пожалуй, мы были слишком сильно увлечены своим делом. Во всяком случае, в то время мне так казалось. Та видимая жесткость, с которой командир излагал нам свои мысли, представлялась мне излишней, пока я не осознал, что некоторые из офицеров и почти половина матросов уже ходили на боевых лодках, и для того, чтобы мы стали единой командой, их необходимо было избавить от излишней самоуверенности. К тому же характеры и темпераменты у нас были разными.
Большинство старшин были опытными подводниками. Наводчик орудийной установки, например, здоровенный детина с длинной бородой, отлично знал свое дело и относился к своей пушке словно к любимой женщине. Кадровых офицеров почти не было заметно, потому что они спокойно и уверенно несли службу. В то же время среди наших торпедистов были коммивояжер и каменщик, а француз-гидрофонист прежде работал шлифовальщиком - эти ребята и сошли с поезда в то памятное мне сентябрьское утро. И те и другие поровну делили почести за успехи и порицание за ошибки, вместе рисковали и переносили тяготы службы. Все они были частью команды, которая заставляла лодку подчиняться, поэтому у меня нет необходимости и желания характеризовать каждого из них. Мы были одним экипажем и чувствовали свое единство, когда бороздили океаны или выходили на берег. Первый потопленный нами корабль заслуга всех и каждого. Экипаж плавучей базы снабдил нас снарядами, пищей и топливом, рабочие судоверфи построили лодку с корпусом из стали, которую дала им страна. Таким образом, все работали на победу.
В нашу полупустую квадратную комнату через запыленное окно падает солнечный свет. У окна, выходящего на достроечный бассейн, стоит длинный стол, за которым сидим мы с инженером-механиком. В дальнем углу помощник командира медленно печатает на портативной машинке. Командир экипажа расхаживает по комнате, читая утреннюю газету. Командир торпедной боевой части сейчас в немилости: перед завтраком он ходил охотиться на уток и случайно выпустил заряд дроби в сторону нескольких военнослужащих женской вспомогательной службы военно-воздушных сил, которые в тот момент, согнувшись, пытались освободить крепление аэростата заграждения. Никто не пострадал, но командир торпедной части решил от греха подальше на время убраться на лодку. Я не знаю, чем себя занять. Все что-то делают, а я в сотый раз с умным видом просматриваю перечень корабельного имущества и проверяю секстанты, мыслями уносясь в открытое море вместе с теми счастливчиками, которые покинули Барроу и теперь несут патрульную службу. Громко тикают часы. Мне кажется, что командир смотрит на мою спину с некоторой долей иронии. Наверное, штурманы всегда чувствуют себя не у дел в судоверфи.
В одиннадцать часов мы все вместе отправляемся в достроечный бассейн. Вода в нем зеленая и неподвижная. Наша лодка находится в самой его середине. Она готова к первому погружению. Мы, словно в лифте, медленно опустимся на дно и сразу всплывем. Работники верфи ничем не рискуют. Мы забираемся в лодку и ждем на главном посту начала испытания на герметичность. Давление воздуха в лодке поднимают до определенного значения - если воздух не вырвется наружу, значит, и вода не сможет проникнуть в лодку.
В половине двенадцатого клапаны вентиляции цистерн ненадолго открывают, и лодка опускается на несколько дюймов. Медленно и осторожно этот процесс повторяют до тех пор, пока весь корпус не оказывается под водой. Механики ходят по лодке с важным и задумчивым видом. Это их время. В дальнейшем главному механику не раз придется доказывать значимость своего положения помощнику командира, который заведует электрической частью и личным составом. Столь широкий круг полномочий несколько раздражает командиров отделений.
Испытания проходят нормально. Лодка не течет и не кренится. Мы всплываем, и представители верфи делают запись в одной из своих многочисленных таблиц: "Р-339". Пробное погружение. Удовлетворительно".
Выбираемся на солнечный свет и с радостью вдыхаем свежий воздух. В столовой верфи нас ожидает сытный завтрак. Сегодня суббота, поэтому работу заканчиваем в полдень. У нас большие планы на день. Впереди грандиозное чаепитие, веселый вечер, а после обеда - поход в кино. В гостиницу вернемся далеко за полночь, переполненные впечатлениями, джином и осенним озоном.
Наконец мы покинули достроечный бассейн. Легко скользя по воде, лодка проходит под мостом, который развели по этому случаю. Она еще не принадлежит нам. Среди членов экипажа слоняются гражданские: представители фирмы хотят убедиться, что их малютка здорова и готова к дальнему плаванию.
Воскресное утро. Завтракаем на борту вместе с экипажем сопровождающего нас датского сторожевого корабля. Наши внутренности обжигает курица с карри, похмелье, донимавшее после прощального вечера, почти исчезает. День чудесный, но здесь, в море, мы чувствуем себя немного одиноко.
Покрытая яркой зеленью городская набережная остается за кормой, и те сотрудники верфи, что работали с нами до последнего момента, уже сконцентрировали внимание на следующей подводной лодке. Если для нас первый выход в море - событие весьма знаменательное, то для города и верфи - вполне рядовое. Во время войны подводные лодки уходили со стапелей в достроечный бассейн, а из бассейна в море бесконечным потоком. И все же рабочие верфи должны запомнить номер, изображенный белый краской на нашей боевой рубке. Возможно, однажды они прочитают в утренней газете о наших подвигах и вспомнят о том, как вдохновенно мы занимались в недостроенной лодке.
Удалившись от берега, мы повернули на север и вечером пересекли Ливерпульский залив. Дизели вибрировали, лодка подрагивала, словно живое существо, разрезая узким носом водную гладь между островом Мэн и заливом Солуэй-Ферт.
Мы снова были в море и снова были моряками. Воодушевленные этим, принялись нести вахту, как будто и не было этих безмятежных восьми недель, проведенных в Барроу-ин-Фернесс.
Ознакомительная версия.
