- Сейчас высадит из кабины к чертовой матери! - говорю я с досадой, вспомнив, как однажды за грубую посадку Валентик высадил из кабины летчика Герасимова и дал задание Таюрскому "показать, как нужно летать".
Вот уже майор Валентик на правом крыле.
- Товарищ летчик, как ваша фамилия? - спокойно спрашивает он.
- Сержант Бондаренко, товарищ командир! - докладываю.
- Товарищ сержант, такое никуда не годится! Вы что, не можете рассчитать и приземлить машину у "Т"?
- Почему?.. Могу!
- Сделайте полет по кругу - я посмотрю.
- Есть сделать полет по кругу!
Выполняю полет. Приземляю машину точно у посадочного "Т". Валентик снова встретил мой самолет, поглядел в мою сторону и одобрительно кивнул головой: дескать, можешь...
Этот случай послужил мне хорошим уроком. Я понял, что от взора такого опытного учителя и командира ничего не утаишь: он увидит любую твою оплошность. И впредь я более строго относился к себе и к своим обязанностям.
* * *
...В мае наше звено послали на завод за самолетами. Мы пригнали три Пе-2, но, когда совершали посадку на Сальском аэродроме, на моем самолете в момент касания земли разорвалась покрышка левого колеса. Машину бросило в сторону. Каких усилий стоило мне, чтобы удержать ее, не допустить поломки!.. Вот тогда я уже сам понял, что я теперь не курсант, а летчик боевого полка.
Кое-чему уже научился. Теперь даже на взлете у меня есть время на размышления: успеваю замечать все в поведении машины, давать оценку каждому отклонению и действовать, как требует обстановка. Я не напрягаюсь так, как это было раньше, и чувствую себя увереннее и спокойнее.
В Сальске очень много сусликов на аэродроме: взлетаешь иной раз и видишь их - первого... третьего... пятого... Они стоят на задних лапках, как столбики, и смотрят на приближающийся самолет и затем быстро исчезают в своих норках. Рассказываю об этом потому, что раньше я не заметил бы на взлете и лошадь, потому что во время разбега я впивался глазами в линию горизонта и третью от верха заклепку на фонаре кабины - на ее уровне должен проходить горизонт. Теперь при разбеге вижу каждую травинку на земле, каждый стебелек, цветок. Мы, летчики, иногда говорим: "Взлетаю - и считаю цветочки". Но я немного отвлекся. Момент, когда разорвалась покрышка, я сразу же уловил и мгновенно дал полный газ левому мотору. Это и помогло мне выдержать на пробеге направление.
Машина, слегка накренясь, остановилась в конце посадочной полосы. Открываю фонарь и смотрю на покрышку, вернее на лохмотья, оставшиеся от нее. Медленно заруливаю самолет на стоянку. Выхожу из кабины и докладываю о случившемся прибывшему на пикапе командиру полка. Он молчит, но по его лицу вижу: командир доволен, что я, молодой летчик, не растерялся в нужный момент.
* * *
В конце июня 1943 года наш полк перелетает на аэродром Мечетный под Новошахтинском. С Мечетки, как мы любовно его зовем, полк во время прорыва Миус-фронта, освобождения Донбасса, Таганрога и других городов произвел большое количество боевых вылетов на штурмовку и разведку. Бомбометания, как правило, производились с пикирования и имели хороший эффект. Враг ощутил на себе наши меткие удары. Населенные пункты Мариенгейм, Григорьевка, Первомайская, Саур-Могильный, Донецко-Амвросиевка, аэродром Сталино, Таганрогский морской порт, укрепления, живая сила, артиллерийские позиции, железнодорожные эшелоны, самолеты на стоянках, корабли - вот далеко не полный перечень наших целей.
12 июля - мой первый боевой вылет на разведку. Покровский, а за ним летчик звена Моисеев уже получили задания. Я жду своей очереди. Наконец из землянки КП вышел начштаба майор Соколов, громко объявил:
- Экипаж Бондаренко, на КП!
Я, Сухарев и Баглай встаем и быстро одеваемся. Солнце еще не взошло. На траве сильная роса, веет ночной прохладой.
- Товарищ майор, экипаж Бондаренко для получения боевого задания прибыл! - докладываю Соколову.
- Хорошо, Бондаренко. Разворачивайте свои карты и рассчитывайте маршрут полета.
Экипажу ставится задание: провести наблюдение за железнодорожными и автомобильными перевозками войск противника, определить количество его кораблей в восточной части Азовского моря и в портах Таганрог и Мариуполь, уточнить базирование самолетов на аэродромах Таганрог, Мариуполь и Старобешево. Наиболее важные объекты сфотографировать. Высота полета - семь тысяч пятьсот метров. Минимальная высота - шестьсот метров.
Закончив последнюю фразу, Соколов сделал небольшую паузу, спросил:
- Вопросы есть?
- Понятно, товарищ майор. Задание будет выполнено.
- Взлет по зеленой ракете с КП.
- Есть взлет по зеленой ракете с КП.
Выходим из землянки и направляемся к стоянке самолетов. Таюрский, встретив нас и узнав, в какой район летим, напутствует:
- Ни пуха ни пера вам. Не робейте за линией фронта. Помните, что вы первыми из нас летите на боевое задание.
- Спасибо, Костя. Авиацию не опозорим! - отвечаю ему.
Иду к самолету, а мысленно уже нахожусь в полете. Уже передумал все неприятные случаи, которые могут приключиться над территорией, занятой противником, наметил свои действия и твердо решил: боевое задание выполню во что бы то ни стало.
И вот мы в небе. Машина уверенно набирает высоту, а я вспоминаю и своих, и пришедших проводить нас на задание техников с других самолетов. Вспоминаю нашего стартеха Виталия Гордеевича Щербинина, который перед взлетом, положив мне руку на плечо, сказал:
- Ну, в добрый час, Адамыч! Сколько раз мы, технари, провожали вас, летчиков, на задание!..
Скоро линия фронта. Погода неплохая: кучевая облачность три-четыре балла на высоте тысяча двести метров. На борту самолета полный порядок, но мне почему-то хочется, чтобы тише ревели моторы. Мое самочувствие хорошее, хотя я, конечно, напряжен, и готов к любым неожиданностям.
Над линией фронта облачность пять - семь баллов. Затем она стала мощно-кучевой. И, наконец, вершины облаков поднялись выше самолета. Теперь мы уже идем между громадами облаков. Стараюсь вести самолет замысловатыми коридорами. Но вскоре игра эта мне надоела. Я поворачиваюсь к Сухареву и спрашиваю:
- Сима, ты под самолетом что-нибудь видишь?
- Ничего не вижу! - отвечает он, разглядывая землю между облаков.
- Идем вниз, под облака! - кричу я и отдаю штурвал от себя так, что от изменения атмосферного давления трещат барабанные перепонки.
- Правильно, давно бы так! - одобряет мои действия Сухарев, снимая с лица кислородную маску.
Высота восемьсот метров. Устанавливаю самолет на заданный Сухаревым курс и прибавляю скорость.
- Ребята, смотрите, чтобы "мессеры" внезапно нас не атаковали. Петро, ты слышишь?
