«Ой, да ты угодил в баню, что-то дальше будет», — думал я, выходя из кабинета.
Штаны и мундир были настолько ветхи и излатаны, что через день приходилось накладывать заплатки на дыры. Все надо было делать самому: стирать белье, чинить платье, мыть пол, убирать двор и помещения, столовую, носить воду, чистить картофель, пилить дрова. На душе сразу стало тяжело. Я подумал, как бы уйти из этого батальона.
Всю ночь я не спал. Плакал и размышлял, что делать, что будет дальше. Оказалось, что я многого не знал или не хотел знать. Теперь мне объяснили, что в учебном батальоне я должен учиться два года, после этого прослужить в полку один год и после этого по усмотрению начальства мог быть командирован на конкурсный экзамен для поступления в юнкерское училище. Если его не выдержу, то должен прослужить еще четыре года на сверхсрочной службе.
Итак, в случае неудачи я могу оказаться закабаленным на военной службе на 7 лет. Кроме того, сама жизнь в батальоне показалась мне чудовищно тяжелой и неприглядной. Я решил уйти из батальона и пристроиться где-нибудь в Риге.
На другой день пошел к своему взводному офицеру и заявил, что желаю уйти и прошу вернуть мне бумаги. Об этом доложили ротному командиру, который вместо ответа и возвращения бумаг приказал показать мне карцер. Вижу, деревянная лавка, стол и табурет и больше ничего. Сидеть 20 суток.
Этого я уже испугался. И тут же заявил, что буду служить. Я дал себе слово исполнять все требования, которые будет предъявлять мне служба, вести себя примерно и учиться для достижения главной цели. Мое решение служить было искреннее и совершенно определенное.
На другой день начались занятия. Гимнастика и словесность, разборка и сборка винтовки и зубрежка названий ее частей, а в свободные часы пришлось работать — набивать тюфяки, пилить дрова, мести улицу. Самым отвратительным было, когда приказывали очищать тротуары около батальона от травы, которую приходилось вырывать руками, сидя на коленях. Было стыдно и как-то грустно, что на это тратится солдатская энергия.
Отношение к работе учитывалось наравне с другими педагогическими приемами. Ротный командир не стыдился сам взять швабру и показать, как надо мыть пол. Офицеры же учили, как надо чинить белье, как содержать себя в порядке. Решительно все объяснялось на примере и показывалось. В конце концов я так втянулся в службу и режим батальона мне так понравился, что служебные тяготы не казались особенно обременительными.
…На старшем курсе занятия проводились главным образом по инструкторской подготовке по чисто специальной программе. Я пробовал обращаться к учебникам и готовиться к поступлению в юнкерское училище, но было тяжело, режим требовал слишком много физических усилий…
Физически я развивался прекрасно. Из хилого и бледного я сделался краснощеким, широкоплечим и мускулистым. Но умственное развитие, несомненно, приостановилось, то есть регрессировало. Трудно представить себе, что значит провести два года под камертон барабана: вставать по барабану, ложиться по барабану, на завтрак — по барабану и т.д.»{9}
Затем началась армейская служба в качестве унтер-офицера. «Из учебного батальона я был командирован в 105-й Оренбургский полк для дальнейшей службы. Этот полк я выбрал потому, что он был расположен в Вильне, где было юнкерское училище.
Я сделал большой шаг вперед к намеченной цели, так как отличное окончание учебного батальона давало мне право на поступление в юнкерское училище. Кроме того, за службу я буду получать жалованье 13 рублей в два месяца на всем готовом. Это означало, что самостоятельное существование и самостоятельное продвижение к намеченной цели обеспечены. В дальнейшем все зависело от меня самого и часто от непредвиденных случайностей»{10}.
В 105-м Оренбургском полку И.И. Вацетис прослужил на унтер-офицерской должности не один год, как он планировал, а два. Эта задержка была вызвана наличием взыскания, наложенного на него командиром полка за некоторую оплошность на смотровой стрельбе. И хотя через месяц это взыскание было отменено, сам факт наказания сыграл свою негативную роль и отложил поступление в военное училище еще на один год.
«Это для меня было большой неожиданностью. Пришлось примириться и еще год тянуть солдатскую лямку Одно время участвовал в полковом церковном хоре. С командиром полка мы подружились. Позднее он приходил в юнкерское училище навещать меня.
В августе (1895 г. — H.Ч.) был командирован в юнкерское училище, чтобы держать конкурсные экзамены. Экзамены организовали очень оригинально: в течение шести дней были налицо все экзаменаторы по всем предметам, и каждый поступающий мог экзаменоваться в любой день по любому предмету.
Я выдержал все экзамены в один день, сказалось мое серьезное отношение к подготовке. Я сразу увидел, что знаю гораздо больше, чем от меня требовалось, и поэтому сдавал экзамены шутя. Само собой разумеется, я прыгал от радости, когда объявили, что я принят в юнкерское училище.
Начался новый период жизни. Это было 1 сентября 1895 г.»{11}.
В УЧИЛИЩЕ И АКАДЕМИИ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
В военно-исторической литературе есть немало воспоминаний лиц офицерского и генеральского состава (хотя по сути генералы являются теми же офицерами, но только высшего ранга) об их учебе в военном (юнкерском) училище. Каждое из таких свидетельств, несмотря на общие положения о постановке учебного процесса, является сугубо индивидуальным, неповторимым, а посему и представляет особый интерес для исследователя, занимающегося той или иной эпохой. Воспоминания И.И. Вацетиса о периоде его учебы в Виленском юнкерском училище вносят существенный вклад в копилку знаний о системе подготовки офицерских кадров российской армии в конце XIX века.
«Мне шел 22-й год. С виду я был совсем юноша. С поступлением в юнкерское училище я вместо прежнего жалованья теперь получал 3 рубля в два месяца при содержании на казенный счет. Можно жить, не получая из дома ни копейки. Это было для меня чрезвычайно важно, так как на помощь из дома рассчитывать я не мог.
Итак, снова тяжелый труд, который нужно преодолеть во что бы то ни стало. Каждому юнкеру была выдана инструкция, как себя вести. Эту инструкцию я основательно усвоил и старался строго выполнять. По строевой части я был выше других юнкеров. По учебной же части приходилось здорово налегать. Но я все-таки одолел. К рождеству я был в числе лучших по успехам.
Юнкерское училище — это богатейшая коллекция раритетов. Двух похожих друг на друга юнкеров найти почти невозможно. Юнкерский состав пополнялся из представителей всех сословий, направлений, наклонностей, умовоззрении. По своей подготовке ценз юнкеров был ниже среднего, то есть тот, что «оставлял желать лучшего». Там были князья, графы, бароны, виконты, потомственные дворяне, мещане, крестьяне, батраки и так называемые «кухаркины дети». Большую часть составляли представители среднего класса. Такой разношерстный состав юнкеров не был склонен без противодействия подчиниться суровому режиму.
