Николай немного постоял, наблюдая, как бойцы народного ополчения с винтовками наперевес шагали по площади, отрабатывали приемы с оружием.
В поезде думал: каков он, Ленинград, сейчас, когда идет война, когда ее пожар вот уже полтора месяца полыхает на нашей земле?
А он все так же красив, все так же величествен. Как будто ничего не изменилось. Только вот футляр вокруг памятника, маскировочные сети над некоторыми зданиями да зенитки на площади Ленина, зорко вглядывающиеся своими длинными стволами в небесную синеву, готовые по первому сигналу открыть огонь, - все это придает городу суровый облик.
На улицах полно людей. По мосту через Неву под четкую барабанную дробь шагают пионеры.
"А если воздушный налет?" - вдруг подумалось Николаю. Но он тут же одернул себя: "Какой уж тут налет! Ты же прекрасно знаешь - наши летчики бьют фашистских стервятников и на подступах к городу и в ленинградском небе. Дело доходит до того, что, когда, кажется, сделал все, что мог, а враг остается цел и едим, схватываются с ним "врукопашную". Николай взглянул на часы и прибавил шагу. Мысли его возвратились к родному 158-му истребительному полку, к событиям последних дней.
В ленинградском небе начало "рукопашным" положил однополчанин Николая Петр Харитонов. 28 июня Он таранил фашистский бомбардировщик - ударом винта снес "юнкерсу" хвостовое оперение.
В тот же день таранил вражеский самолет другой летчик 158-го истребительного полка - Степан Здоровцев, а младший лейтенант Михаил Жуков вогнал "Юнкерс" в озеро.
Петр Харитонов, Степан Здоровцев и Михаил Жуков стали одними из первых героев войны. О подвиге этих летчиков писали во всех газетах. А "Известия" поместили стихи Александра Твардовского:
И сколько еще себя в схватках лихих Покажут советские люди! Мы многих прославим, но этих троих уже никогда не забудем...
Никогда не забудем...
Николай читал стихи, а к горлу подкатывался комок - накануне Степан Здоровцев не вернулся с задания.
Как и все в полку, Николай остро переживал гибель товарища. В тот день он, словно потерянный, бродил по летному полю, тщетно всматриваясь в небесную синеву. На ум то и дело приходили слова: "Никогда не забудем"... "Никогда не забудем..."
Под влиянием горькой утраты и стихов Твардовского как-то сами собой сложились строки:
Ты смело сражался с врагом, побратим.
Ни разу не дрогнул в жестоком бою.
Твой образ мы в наших сердцах сохраним.
Ты с нами сегодня! Ты - в нашем строю!
Николай записал четверостишие и показал его командиру эскадрильи.
Лейтенант Иозица молча прочел стихи, о чем-то задумался, потом спросил:
- Можно взять?
- Конечно...
Вечером, когда собрались на ужин, на столе, на том месте, за которым обычно сидел младший лейтенант Здоровцев, рядом со свободным столовым прибором, оставшимся без хозяина, стоял небольшой картонный щиток. На щитке Николай увидел свои стихотворные строки, написанные крупными буквами.
Летчики подходили к столу, молча читали их и, склонив голову, на какое-то мгновение оставались неподвижными, отдавая дань памяти и уважения товарищу, которого уже не было с ними.
Да, не легко приходится защитникам ленинградского неба. Ежедневно по несколько боевых вылетов. Напряжение такое, что иной раз летчик, совершив посадку, теряет сознание.
А бывает и вот так, как со Степаном...
И все же мы бьем фашистов! Бьем не только техникой и оружием, но и мужеством, силой воли.
Когда Петр Харитонов совершил таран, лейтенант Виктор Иозица собрал летчиков эскадрильи и попросил смельчака рассказать, как было дело.
- Как было? - переспросил младший лейтенант Харитонов. - Даже не знаю. Как-то все неожиданно произошло. Рассеяли "юнкерсов", стали их преследовать. Пока кружили, малость погорячился, израсходовал все патроны. Догнал фашиста, нажал на гашетку, а пулеметы молчат. Чувствую, - вот-вот уйдет. Обозлился я. Догнал - и винтом по хвосту. Он и врезался в лес. Вот и все!
Вот так же бесхитростно рассказывали о своих подвигах Степан Здоровцев и Михаил Жуков.
Скупыми были их рассказы. Послушаешь, - никакого героизма. Обычная работа. Главное - не дать врагу уйти невредимым! Кончились патроны, иди на таран! К этому, собственно, и сводились рассказы первых героев ленинградского неба.
Вот тогда Миша Жуков и произнес эти памятные слова:
- Техника техникой. Но на войне и врукопашную надо уметь схватиться. Таран - это вроде рукопашной. Только в воздухе.
Николай слушал эти рассказы, восхищался мужеством боевых друзей, по-хорошему завидовал их смелости и. невольно примерял себя к их подвигу. "А я? Смог бы таранить вражеский самолет?" - думал он. Мечтал о подобном подвиге - и боялся, чтобы в трудную минуту не оплошать, не дрогнуть.
Беспокойство молодого летчика можно понять, Он уже несколько раз вылетал навстречу врагу. В воздухе вел себя смело, но не всегда осмотрительно, не всегда расчетливо. То рано откроет огонь и останется без патронов. То увлечется боем и останется без горючего.
После одного из таких полетов лейтенант Иозица сказал:
- Одной смелостью не возьмешь. Нужны и хитрость и расчетливость. В небе это особенно важно!
Крепко запомнились Николаю эти слова.
И вот наступило 4 июля 1941 года. Тринадцатый день войны. Тринадцатый день жестоких боев. В тот день Николай на своем И-16 совершил уже несколько вылетов. Сейчас, пока техник готовил "ишачка" к очередному вылету, он спрятался в тени от июльской жары, развернул свежий номер "Ленинградской правды".
- О чем пишут? - спросил его сержант.
- О чем? Послушай.
Николай прочел выдержку из статьи, на которой задержалось его внимание. В ней говорилось о том, что враги не раз заносили преступную руку над городом на Неве. Но ни разу великий город революции не склонял своей головы перед ними. Не склонит он ее и сейчас перед фашистами. Беспредельно преданные социалистической Родине, ленинградцы исполнят свой священный долг по защите города Ленина.
- Вот, друг, что пишут о нас, ленинградцах! - сказал Николай.
- Ты же сибиряк.
- Родился в Сибири. А теперь, выходит, и я ленинградец. И, стало быть, это и ко мне относится - насчет священного долга.
Говоря так, Николай и не предполагал, что буквально через полчаса ему придется подтвердить эти слова на деле.
He успел он дочитать газету, как послышался гул. К аэродрому в сопровождении двух истребителей "Мессершмитт-109" приближались восемь бомбардировщиков "Юнкерс-88". А на летном поле был только один самолет "ишачок" Николая. Уже через несколько секунд этот самолет пронесся над аэродромом, стремительно взмыл вверх. Когда вражеские машины стали заходить на бомбежку, Николай приблизился к "юнкерсу", замыкавшему строй, и дал очередь.
