В аэропорт Палам я прибыл поздно ночью. Январский воздух не обжигал щеки, как это было в Москве всего несколько часов назад, но по индийским меркам было холодно. Горели костры, обогревавшие продрогших людей и издававшие специфические запахи, настоянные на смеси кизяка и сухих трав. Меня поразила неприкрытая бедность и убогость вокруг и вместе с тем необычная приветливость и жизнерадостность на многих лицах, как будто жизнь шла в другом мире, над нищенским бытием и страданиями. На фоне Америки и Западной Европы Москва выглядела невзрачно, но по сравнению с Дели, если не брать его центральную часть, ухоженную еще в колониальные времена, Москва вполне походила на крупную мировую столицу.
Разместившись в посольстве, я начал знакомиться подробно с материалами досье, изучил обстановку в городе, получил индийские автомобильные права. Заодно посмотрел, как организована работа контрразведки, что из себя представляют ее сотрудники и чего можно от них ожидать. Признаться, я позавидовал солидному агентурному аппарату резидентуры.
Советско-индийские отношения в то время находились в отличном состоянии, и главная задача заключалась в том, чтобы не допустить сползания Индиры Ганди вправо. Рычаги для этого в индийском руководстве имелись, и посол Н. Пегов как мог играл отведенную ему роль. Резидентура, используя доверительные связи, а если надо — подкуп и финансирование избирательных кампаний, содействовала проведению общего курса на сохранение Индии как дружественного партнера СССР на международной арене. Информация в резидентуру поступала в изобилии, и, когда один министр намекнул, что он не прочь был бы получить приличный гонорар за секретные сведения, от его услуг отказались, поскольку все, что он мог дать, уже перекрывалось имеющимися оперативными возможностями.
Мое пребывание в Дели, разумеется, не афишировалось, чтобы не привлекать внимание ЦРУ, следившего за прибытием и отбытием определенной категории советских граждан. Однако у нас состоялась дружеская вечеринка с участием резидента ГРУ, разоблаченного много лет спустя как агента американской разведки. Видимо, от него в посольстве США и стало известно о моем вербовочном выходе на их сотрудника, прикрытого дипломатической должностью.
Само мероприятие состоялось во время ужина в доме моего коллеги, который заблаговременно удалился на кухню, чтобы не мешать нашей беседе. Из предосторожности я надел очки с затемненными линзами и закурил сигарету, чем никогда прежде не баловался. Моя предполагаемая жертва вела себя спокойно, уплетала за обе щеки расставленные на столе закуски и как будто не подозревала о готовящейся акции. В какой-то момент, когда разговор естественно подошел к желаемой кульминации, я задал вопрос, от которого челюсть моего собеседника неожиданно отвалилась и он замер в оцепенении. В сущности, я воспользовался одним из приемов ЦРУ, смысл которого сводился к следующему: мы с вами занимаемся одним и тем же, но каждый по-своему. Я предлагаю сделку. Вы получите десятки тысяч долларов при условии, что будете передавать нам информацию о деятельности ЦРУ против СССР, КГБ в свою очередь поможет вам в получении сведений, которые обеспечат вам блестящую карьеру в разведке.
Мой собеседник не успел опомниться, как я ввел материалы, свидетельствовавшие о его головотяпстве и небрежности в работе. «Мало того, что вы подставили под удар с десяток индийских военнослужащих и политических деятелей, которых прикармливали из кармана ЦРУ, — убеждал я его. — Вы подвели собственное правительство. Если обо всем узнает общественность страны, позиции США в Индии будут сильно подорваны, а вы за свои грехи поплатитесь работой и благополучием».
Мне было жалко смотреть на человека, еще десять минут назад беспечно хохотавшего по поводу рассказанного анекдота и самоуверенно изрекавшего банальные истины. Сейчас он казался надломленным, испуганным и готовым сказать «да». «Сколько вы сможете заплатить сразу, если я дам согласие?» — спросил он. «Двадцать пять тысяч. И далее по мере ваших разумных потребностей, но без лимитов», — ответил я, чувствуя, что клев начался.
Он колебался, складывалось впечатление, что внутри его идет борьба с самим собой. А может быть, он пытался выиграть время? Я назвал еще две фамилии его индийских агентов и ситуации, в которых он с ними встречался. Он снова вздрогнул и, наконец, сказал: «Поймите, ваше предложение соблазнительно. То, что вы здесь преподнесли, будет для меня уроком. Но я не могу моментально принять решение. Это очень нелегко. Вся моя жизнь, мои убеждения не приемлют измены. Я должен подумать. Дайте мне ночь на размышления. Я готов снова встретиться, но ответа сейчас дать не смогу». Его искренние, жалостливые слова не оставляли мне иного выбора, и, выпив по рюмке за новую встречу, мы расстались до утра.
На следующий день в обусловленное время на месте его не оказалось. А утром третьего дня Пегов пригласил меня к себе и показал ноту американского посла в Индии Китинга с протестом против провокации, совершенной в отношении американского дипломата. Называлась при этом моя фамилия как главного исполнителя. «Я отвел протест, — сказал Пегов, заранее информированный нами о предстоящей акции, — и в свою очередь выразил возмущение наглым поведением американских разведчиков, пытающихся вербовать советских граждан. Китинг на своем протесте не настаивал».
Так закончилась одна из немногих лобовых атак на ЦРУ, когда-либо предпринятых КГБ с целью приобретения источника внутри организации. Я еще немного задержался в Индии, съездил в Бомбей, Джайпур и Мадрас, опробовал крутые волны Индийского океана, а затем вылетел в Москву.
В ПГУ оживленно обсуждали просочившиеся в коридоры слухи о неудачной вербовочной операции. Мне сочувствовали, многие считали мою разведывательную карьеру законченной. Доброжелательные критики выражали, однако, надежду, что в развивающуюся азиатскую страну путь мне закрыт не будет. Я же возобновил работу над проектом реорганизации Службы. От идеи новых вербовочных подходов к сотрудникам ЦРУ я не отказался. «Если из пятидесяти попыток одна завершится успехом, значит, вы поработали не зря», — этот совет дал мне Ким Филби, когда я встретился с ним в очередной раз, чтобы поделиться сомнениями относительно целесообразности избранной тактики.
Мое знакомство с легендарным героем состоялось при несколько необычных обстоятельствах. Бояров, обремененный многочисленными делами, передал мне кураторство над двумя оставшимися в Союзе бывшими сотрудниками английской разведки. В ПГУ только что закончилось расследование обстоятельств побега в Лондоне сотрудника резидентуры О.Лялина, вскрылись неблаговидные поступки как самого перебежчика, так и покрывавших его начальников. На одном из совещаний по этому поводу Андропов высказал недовольство уровнем воспитательной и контрразведывательной работой в загранточках КГБ. Он предложил разработать специальную программу сманивания офицеров западных спецслужб на советскую сторону. Она должна была включать в себя обещание крупных сумм денег, комфортабельной квартиры и дачи, полную свободу передвижения в пределах СССР и Восточной Европы. Одновременно он поинтересовался, как устроились осевшие в Москве иностранцы вроде Филби, Блейка и Маклина, и рекомендовал уделять им больше внимания и заботы.
