Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока - Памела Друкерман

понятия не имела о том, какой у меня статус за пределами семейного круга. Сейчас я увидела в ее глазах выражение, говорившее о том, что в реальном мире я неудачница. Попытки переубедить ее ни к чему не привели.

Я не единственная, кто чувствует, что не имеет никакой власти над своими домашними. Моя подруга Флоренс, мать троих детей, сравнила свое семейство с медузой: ее можно слегка подтолкнуть в том или ином направлении, но приказывать ей бесполезно.

Мои дети по-прежнему отказываются ездить в американский летний лагерь, но Америка проникла в их жизнь другими путями. Мой неамериканский муж открыл для них фильмы братьев Маркс, которые я сама раньше не видела. Теперь они ходят по квартире, держа в пальцах воображаемые сигары, и распевают: «Что бы это ни было, я против».

Даже если они не разделяют все мои интересы, я стараюсь разделять их. Я провожу довольно много времени за просмотром футбольных матчей. Я даже не дергаюсь, когда они называют соккер «футболом». Когда мой младший сын заявил, что ему «грустно, что Самюэль Это’о стареет», я поняла, что речь идет о камерунском нападающем, которому чуть за 30.

– Как называлась команда, которая вторглась в Мозамбик? – недавно спросил он.

– Португалия. И это не команда, а страна.

Я владею своего рода мягкой силой, основанной на жизненном опыте и догадке о том, что у меня есть некоторая мудрость. Но даже эта сила часто подвергается испытаниям. Перед вступительным экзаменом в двуязычную среднюю школу Фасолинка явно нервничала.

– А вдруг я не поступлю? – спросила она меня.

Я поняла, что пора продемонстрировать ей свою взрослость, сказать что-то обнадеживающее и успокаивающее. Но ее не проведешь, поэтому мои слова должны быть правдивыми.

– Ты хорошо подготовилась, – ответила я. – Но даже если ты не поступишь, мы это переживем.

– Не это я хотела от тебя услышать, – сказала она.

– А что? «Ты обязательно поступишь»? «У тебя все получится»?

Она скептически усмехнулась. Я опять промахнулась.

– «Неважно, поступишь ты или нет»? – предположила я.

Фасолинка окинула меня взглядом, в котором читалось то ли презрение, то ли отвращение. Все мои реплики оказались сродни броскам в баскетбольную корзину: я кидала мяч снова и снова, надеясь, что хотя бы раз попаду в цель.

Мы подошли к школе, когда меня осенило.

– Просто будь собой! – сказала я. – Повторяй про себя: «Со мной все хорошо. Я – это я».

– Ты говоришь мне все это только потому, что ты – моя мама, – справедливо заметила она.

Тогда я просто спросила:

– Ладно, скажи, что ты хотела от меня услышать.

– Что бы ни случилось, с нами все будет в порядке.

– Но я же примерно это тебе и сказала!

– Знаю.

Она по-прежнему волновалась и искала для себя то, что французы называют «technique» – испытанный прием, помогающий решить проблему. В Америке мы называем это лайфхаком.

– Сосредоточься на своем дыхании, – посоветовала я.

– Если я сосредоточусь на дыхании, все решат, что у меня одышка, – сказала она.

– Если ты должна поступить, ты поступишь, – сказала я.

Она посмотрела на меня с сомнением. Я только что одарила ее щедрой порцией вранья для самоуспокоения, и она это поняла.

Примерно в квартале от школы у нее вдруг изменилось настроение, и дальше она шла чуть ли не вприпрыжку. С детьми такое случается. У меня мелькнула еще одна идея.

– Попробуй получить от экзамена удовольствие, – сказала я. – Повеселись.

Этот совет ей понравился больше, но она слышала его и раньше. В отношении joie de vivre я для нее – не авторитет.

Возле школы уже собралась группа возбужденных детей и их родителей. Мне захотелось сказать Фасолинке, что она их всех уделает, но вместо этого я выдала ей последний совет:

– Верь в себя.

Она посмотрела на меня, но ничего не ответила. Тут назвали ее имя, и она не оглядываясь пошла в школу.

Через два часа она вышла, улыбаясь во весь рот, и доложила, что все прошло отлично:

– Я все время вспоминала про то, что ты мне сказала.

– Что именно?

– «Верь в себя», – пояснила она, удивляясь моей непонятливости.

Судя по всему, так она и поступила.

Я часто действую не по плану, импровизируя на ходу, но суть в том, что все остальные поступают точно так же. Родительство начинается как конкретный проект. У вас полно идей относительно того, какими вырастить своих детей. Но в конечном итоге у вас на руках оказывается семья-медуза, которую особенно не проконтролируешь. Все, что вы можете, – это подогреть воду и толкнуть медузу в правильном направлении.

Я стала следовать своим собственным советам и больше доверять себе. Вместо того чтобы нацеплять на себя родительскую маску, я стараюсь быть собой. Какой бы ни была подлинная история моей жизни, с меня довольно и ее. В следующий раз, когда дети поправили мою ошибку с родом очередного французского существительного («Мам, холодильник – мужского рода»), я попыталась взглянуть на проблему в более широком контексте.

– Вы знаете, почему я переехала во Францию? – спросила я. – Я думала, что мне будет интересно пожить в другой стране. Я хотела путешествовать, хотела, чтобы в моей жизни было приключение. И знаете что? Оно продолжается до сих пор.

Фасолинка, обладающая истинно французским даром все объяснять, сказала:

– Иногда ты меня смущаешь, но я тебя не стыжусь. Я никогда не хотела, чтобы у меня была другая мама.

На мой вопрос, кем она хочет быть, когда вырастет, она отвечает таким тоном, словно это самая очевидная на свете вещь:

– Может быть, юристом. А может быть, писателем, как ты.

Ваш ужин протекал совершенно нормально, пока кто-то не посмотрел в свой телефон и не сказал: «Кажется, на стадионе “Стад-де-Франс” взорвали бомбу».

Саймона за столом не было – он как раз находился на этом стадионе с редакционным заданием написать о матче Франция – Германия. Мы все схватили свои телефоны.