Я занял место капитана. В семи милях по левому борту раскрылась впечатляющая панорама. Во всю ширину горизонта двигался лес мачт и труб транспортов. Минимум десяток эсминцев элегантно бороздили зелёные волны моря. Не менее двух десятков сторожевиков вертелись вокруг головной и хвостовой частей конвоя. Под впечатлением увиденного я сказал капитану:
– Вот это мощь! Кажется, самый большой из всех конвоев!
– Возможно, ты прав. Но раз мы находимся так близко к этой армаде, наши торпеды не могут промахнуться.
Прежде чем рискнуть со всплытием для выхода на угол атаки, необходимо было отойти на безопасную дистанцию от конвоя. Верещание гребных винтов, тяжёлое уханье поршней, завывание турбин и пощёлкивание импульсов «асдика» сопровождали наши скрытные манёвры. Почти два часа мы уходили по диагонали от стальных гигантов.
09.15. «У-230» всплыла. Взобравшись на мостик, когда лодка ещё не полностью вышла из воды, я торопливо огляделся. Далеко на северо-востоке, вдоль чёткой линии горизонта, разделявшей сткеан и небо, двигались мачты и дымовые трубы. «У-230» пошла параллельным курсом, рассчитывая опередить конвой до наступления сумерек. Ридель передал по радио в штаб и другим подлодкам сообщение: «Конвой в квадрате БД-92. Курс северо-восток. Скорость II узлов. Сильное боевое охранение. Всплыли для выхода на угол атаки. "У-230".
09.55. Испуганный возглас за моей спиной:
– Самолёт!
Я увидел, как двухмоторная летающая машина пикирует на нас со стороны солнца. Мы были захвачены врасплох.
– Тревога!
Нас как ветром сдуло в рубку. Лодка мгновенно скрылась под водой. В этот миг максимальной опасности и минимальной возможности её избежать нас могло выручить лишь чудо, случайность, везение, которое до сих пор спасало экипаж лодки от гибели.
Четыре всплеска сброшенных бомб и мощные взрывы встряхнули тонны воды над нами и вокруг нас. Лодка вздрогнула и стала опускаться с дифферентом 60 градусов. Пока продолжалось падение, неистово плескалась вода, лязгала сталь, скрипели шпангоуты, подтравливали клапаны, прыгали плиты палубы. При свете мигающих ламп я видел изумление в округлившихся глазах людей. И у них были основания удивляться: внезапная атака казалась мистикой. Откуда прилетел этот самолёт? Его радиус действия не позволял покрыть расстояние между ближайшей точкой на суше и серединой Атлантики. Напрашивался неизбежный вывод: конвой имел собственную авиацию. Как бы трудно ни было в это поверить, но факт оставался фактом. В составе конвоя шёл авианосец, на который садились неприятельские самолёты после облёта прилегавших к маршруту движения транспортов районов моря. Идея авиационной поддержки конвоев выбивала основу из-под нашей концепции ведения подводной войны. Теперь мы не могли рассчитывать на внезапность атаки и возможность скрытно уйти от преследования.
10.35. «У-230» всплыла на перископную глубину. Внимательный обзор неба через резервный перископ не обнаружил самолёта противника. Мы быстро поднялись на поверхность.
Охота возобновилась. Мы упрямо двигались вперёд, несмотря на нервное напряжение. Двигатели работали на полных оборотах. Я сосредоточился на наблюдении за небом, лишь эпизодически поглядывая на густой лес мачт и труб на горизонте. Белые громады облаков плыли по небу на средней высоте, гонимые резким западным ветром. Он обрушивал волны на палубу и в определённые промежутки времени швырял на мостик клочья морской пены.
11.00. Я обнаружил блеск металла в просвете между облаками. Это был небольшой самолёт, приготовившийся спикировать на нас.
– Тревога!
Четыре бомбы, разорвавшиеся через 50 секунд неподалёку, убедили нас в том, что самолёт вёл опытный пилот. Ударные волны сотрясли лодку. Фридрих остановил её падение на глубине 180 метров, затем выправил киль посудины и поднял на перископную глубину.
11.25. «У-230» всплыла. Мы рванулись вперёд и помчались за конвоем с мрачной решимостью. Повинуясь охотничьему инстинкту, продолжали преследование, несмотря на постоянную угрозу с воздуха. Нас не могли остановить постоянные бомбардировки. Мы неслись на предельной скорости, вопреки страху и рассудку – вперёд, только вперёд, к головной части конвоя.
11.42. – Тревога – самолёт!
«У-230» ушла под воду. Четыре взрыва попробовали её на прочность, но лодка выдержала и это суровое испытание. Пока мы ждали, когда самолёт улетит, наши сердца бешено колотились.
12.04. Мы всплыли в обстановке усилившегося волнения моря и двинулись вперёд, несмотря на качку. Конвой переместился на северо-запад от нас. Несмотря на постоянные атаки с воздуха, мы не отставали от него. Я заметил два эскорта на горизонте, но основная опасность нас подстерегала сверху. Облака опустились ниже и сомкнулись, закрывая последние просветы голубого неба.
12.08. Снизу на мостик поступило сообщение для капитана: «Только что получена радиограмма: "Атакованы самолётом. Тонем. «У-89". Известие вновь повергло нас в шок. С ужасом я попытался представить себе, что случится с нами, когда взрывы расколют корпус лодки.
12.17. – Тревога – самолёт за кормой!
«У-230» ещё раз ушла под воду и стала быстро набирать глубину. Прикусив губу, я ждал бомбардировки. Через 45 секунд четыре взрыва основательно встряхнули лодку. Каждая секунда задержки с погружением во время атаки самолёта приближала нас к конвою, но если бы мы опоздали хоть на секунду с уходом под воду, то воздушная бомбардировка положила бы конец нашей охоте, да и жизни тоже.
12.30. Мы снова всплыли. На этот раз на мостик вышли только трое: капитан, старший матрос и я. Мы упорно мчались вперёд, хотя мысль о возможной гибели и угнетала нас в течение часа.
13.15. Двухмоторный самолёт неожиданно вывалился из низкого облака за кормой всего лишь в 800 метрах. Погружаться было поздно. После секундного оцепенения Зигман скомандовал:
– Право руля!
Я отпрянул к задней части мостика, чтобы открыть по самолёту огонь из зенитки. Матрос взялся за вторую зенитку. По мере приближения самолёт быстро увеличился в размерах. Во время поворота лодки левым бортом он спикировал на нас, обстреляв из пулемёта открытую заднюю часть мостика. Ни матрос, ни я не смогли произвести ни одного выстрела. Наши зенитки заклинило. Самолёт сбросил четыре бомбы. Мне показалось, что они падают прямо на меня. Затем пилот с рёвом пронёсся над мостиком так низко, что я почувствовал кожей лица тепло от выхлопной трубы летающей машины. Четыре бомбы поочерёдно взорвались вдоль правого борта. Огромные фонтаны воды обрушились на меня и матроса, стоявших у зениток. «У-230», оставаясь на плаву, продолжала двигаться вперёд, рассекая волны. Самолёт, израсходовав свой боекомплект, развернулся и улетел в сторону конвоя.
