Однако, нельзя было признать, что революция поражена насмерть: об этом не только не говорили, но в № 1 «Знамени Труда», от 1 июля 1907 г., автор статьи «Переживаемый момент», повторяя сказанное им на партийном съезде в декабре 1905 г., писал:
«Было бы ошибкой думать, что в ближайший момент окончательно решатся судьбы революции… Нам представляется более вероятным, что мы будем иметь еще новые колебания политического маятника, испытаем и гнет реакции, и новые полосы «свобод». Сейчас еще нельзя предвидеть, когда именно будет нами поставлен «ва-банк».
И далее, приводя в пример длительность французских революций, автор борется с шатанием мысли, смятением и брожением в умах, порожденными реакцией, указанием на неизбежно затяжной характер нашей революции. В других статьях того же номера выражается уверенность, что народные силы еще перейдут в должный момент в наступление, и что в развязывании их могут сыграть роль «частичные выступления» в войске там, где назрело достаточно крупное движение (статья «Что же теперь»). «Одно из таких движений может сразу создать возможность местного народного вооруженного восстания» (подчеркнуто автором статьи). Итак, революционные партии продолжали бороться, бороться, как могли; массовый отход партийных людей на Запад в эмиграцию, еще не имел места; но распыленное движение уже не завоевывало, а теряло. Проверяя это мое теперешнее утверждение, я слышала возражения, но декабрьский № «Знамени Труда» в передовой статье этого партийного органа рисует картину не менее мрачную, чем моя личная оценка. Она говорит, что массы приостановились в своем движении и обдумывают пережитое; говорит о разорении партийных организаций, разгроме областных, губернских и уездных комитетов, о потере связей с массой, трудности восстановления революционной работы на местах и о понижении уровня партийных работников, вследствие арестов первых кадров.
Уже тот факт, что Центральный Комитет партии был вынужден перенести свое местопребывание из политического центра России в Финляндию, эту хотя и близкую, но все же заграницу, был показателем для общего положения дел. Это перенесение было необходимо, но оно указывало, что шансы революции падают, положение партии, широко раскинувшей свою почти совершенно открытую деятельность, становится так неустойчиво, что перед ней стоит опасность быть обезглавленной. Живая, непосредственная непрерывная связь с русской жизнью, связь между руководящими лицами центра и остальной партией от этого перенесения неизбежно должна была пострадать. Правда, она поддерживалась членами особого органа при Ц. К., т. н. «Организационного бюро», но и они жили в Финляндии и в Петербург ездили на явочные квартиры ежедневно из Териок. Для поддержания той же связи члены Ц. К. предполагали время от времени совершать объезды разных областей России, чтоб путем личных встреч и наблюдений видеть ход работы на местах, и при мне такая поездка была совершена Виктором Михайловичем Черновым на Урал.
Членами Ц. К. в то время состояли: мой старый друг и товарищ по «Земле и Воле» Марк Андреевич Натансон, Виктор Михайлович Чернов, Николай Дмитриевич Авксентьев и Николай Иванович Ракитников, которых до тех пор я не знала; затем Григорий Андреевич Гершуни и Азеф, с которыми я встретилась за границей. Работа по выполнению центральных функций и руководству деятельностью местных организаций была распределена между, ними следующим образом: финансы партии были в ведении М. Натансона; центральный орган партии — в ведении В. Чернова (с Ракитниковым и Авксентьевым); работа в крестьянстве — в ведении Н. Ракитникова; работой среди рабочих ведали Авксентьев и Чернов; Чернов же ведал и работой среди военных; во главе боевого дела стояли Гершуни и Азеф — единственный цекист, оставшийся жить в Петербурге.
При Ц. К. находилось несколько учреждений: 1) «Организационное бюро», на котором лежали: организационная работа и сношения с местами; 2) «Крестьянская комиссия», местопребывание которой было в Москве, а сношения с ней велись Ракитниковым; 3) «Военно-организационное бюро», о котором у меня имеется особая глава; и, наконец, 4) «Боевая группа», которою ведали Гершуни и Азеф. Кроме «Организационного бюро», органом связи Ц. К. с местными организациями и воздействия на них были областные уполномоченные, время от времени возвращавшиеся к Ц. К. в случаях, когда переписка оказывалась недостаточной и были нужны специальные директивы.
Кроме Ц. К., посылавшего уполномоченных, специальные бюро (крестьянское, военное, организационное) также направляли на места тех или иных лиц; в таком случае они входили в местные организации и, не нарушая компетентности областных или губернских комитетов, должны были действовать в полном согласии с местными работниками.
Глава двадцать вторая
Севастопольское восстание
В конце июля 1907 года (когда я жила еще в Териоках), на основании сообщений о настроении солдат Брестского и Белостокского полков в Севастополе, Ц. К. постановил поднять там восстание. Из центрального «военно-организационного бюро» туда направились: В. И. Лебедев, И. И. Яковлев (бывшие офицеры пехоты), баронесса Маргарита Спенглер и девушка, которую называли Любой. Наблюдение за ведением этого дела Ц. К. поручил областнику южной области А. А. Ховрину. Кроме них, в Севастополь из Выборга отправился штабс-капитан артиллерии Глинский, член Ц. К. «Всероссийского офицерского союза».
Предположенное восстание имело своей основой военную организацию, входившую в состав «Всероссийского союза солдат и матросов». В ней революционные солдаты каждой роты составляли кружок, имевший своих выборных представителей. Собрание ротных представителей полка, вместе с представителями других родов оружия, составляло «комитет отдельной части», который в свою очередь посылал делегатов в «гарнизонное собрание». Последнее было высшей инстанцией организации, и с ней-то, почти исключительно, партийные работники имели дело.
Когда посланные Ц. К. прибыли в Севастополь, на общих заседаниях членов Севастопольского комитета, приезжих и членов «гарнизонного собрания» выяснилось, что члены Севастопольского комитета, включая и лицо, которое непосредственно вело дело пропаганды среди солдат, были в данный момент против задуманного выступления: они находили, что попытка отдельного, изолированного восстания особого значения иметь не может, а при неудаче вся работа Таврического союза, объединявшего все местные организации Крыма, подвергнется полному разрушению. Между тем, работа союза шла довольно успешно, и местное крестьянство, недовольное малоземельем, находилось в возбужденном состоянии. Энергичными сторонниками восстания были члены «гарнизонного собрания», и среди них в особенности выделялся грузин «Александр» (Джемухадзе), хваставший своим влиянием на товарищей-грузин. Ховрин, лично соглашавшийся с мнением Севастопольского комитета, подчинялся директиве Ц. К. В таком же положении был и Лебедев, который думал даже отправиться в Ц. К., чтобы настаивать на отказе от выступления, но не выполнил этого.
