Немногие становитесь учителями… Важно быть христианином не по названию, а по сути
Вопрос
Церковь как таблетка от одиночества — встречается очень часто. Элементарное «никто меня не понимает» и «никому я не нужен». Но ведь в приходской среде, где страсти обострены, скорее ощутишь одиночество. Тогда что — одиночество среди людей одной с тобой веры?
Ответ
Да, этот момент присутствует, хотя бывает и иначе. Но прежде всего Церковь — это встреча с Богом. А в Нем, через Него открывается и «ближний» — любой из людей, человек вообще. Я думаю, когда человек свят (а святость — нормальное состояние христианина) он не одинок даже в пустыне. Ему не бывает скучно, хотя бывают и тягостные состояния. Надо отказаться от стереотипов о «счастье» и радоваться тому, что тебе дано. Ну и потом Бог Сам сказал, что нехорошо человеку быть одному и поэтому позаботится о том, чтобы человек вышел из своего одиночества. Только для этого ему самому нужно сначала открыться, пробиться из скорлупы (или брони) собственного индивидуализма. Просите, и дастся вам.
Вопрос
Часто Божественный Промысел можно принять за игру обстоятельств. Можно — и наоборот. Никаких опознавательных сигналов нет? Или — все же есть?
Ответ
Есть, конечно. Есть, во-первых, несомненное знание о том, что ты, как и всякий человек, любим Богом. Ты — так, другой — иначе. Но то, что Бог есть любовь — знаешь из своего опыта. И постоянно в этом убеждаешься. Например, я разбил коленную чашечку и пару месяцев пролежал в гипсе — это был важный духовный опыт, т. е. то же самое проявление любви ко мне, избравшей вот такой радикальный способ действия, чтобы вырвать меня из определенного внутреннего состояния, опасность которого я осознал лишь «на одре болезни». То есть «сигналы» — вещь регулярная, каждый верующий знает об этом из своего опыта. Это опыт прозрений. Чудес, если угодно… «Обыкновенного чуда», каковым и является христианская жизнь. Или, говоря словами поэта, «тихий праздник».
Церковь — это встреча с Богом
Вопрос
Что для вас, отче, было в самом начале вашего прихода ко Христу — радость, красота, отчаяние? Или что другое?
Ответ
В основе, конечно, радость — блаженное ощущение абсолютной, чудесной свободы, которая тебе дана, буквально — упала с неба. Самым потрясающим было ощущение присутствия Бога, испытанное сразу после Крещения. Потом — через два года — глубочайшая внутренняя тишина и свет после первого причастия. Потом был опыт ложного пути, продолжительное и довольно мучительное состояние неопределенности, непредсказуемости, «подвешенности», и это тоже было важно. Я научился надеяться лишь на Христа, понимая, что сам, своими силами, я не выпутаюсь. Собственно, эти состояния и следуют друг за другом, хотя со временем все «обустраивается».
Вопрос
О смерти. Чаще всего сейчас слышу такую мысль: мы ничего о ней не знаем, кроме того, что она существует. Соответствует ли это христианскому пониманию смерти?
Ответ
В целом — да, хотя какие-то знания нам даны, например, о посмертном суде. Все это, я думаю, очень индивидуально. Мы имеем несколько «картинок», чаще — страшных, возможно, из соображений педагогики. Но вообще смерть — это встреча со Христом. Это главное. Смерть — это свет, а не тьма. Такой опыт я получил в Крещении, после чего было абсолютно ясно, что смерти нет, а Бог — есть, и — вот Он, в тебе. Точнее, мне открылось, что Жизнь — это вот этот миг, минута, несколько минут, когда вы — одно и все исполнилось света. Этот свет был реален, более реален, чем солнечный, но ничего доказать здесь нельзя. Есть принципиально иные состояния, не принадлежащие этой реальности. Потому и посмертный опыт невыразим — лишь какие-то «тени», «тусклое стекло». Ясно только, что при полном доверии к Богу смерть — хотя она и противоестественна — не страшна. Потому что тогда ты всецело в Божьих руках, а Богу — и об этом говорит весь твой опыт — можно довериться. Страшно отпасть от Него, но Он этого — я верю — не допустит. Запутавшегося человека спасает опыт страдания, наконец — смерти, которая ведь тоже таинство…
Вопрос
Вы, отче, бывали в реанимации, крестили младенцев. Не будет бестактно попросить рассказать об этом периоде? Об этих детях.
Ответ
Этот период более-менее постоянен, так как храм, где я служу, рядом с роддомом. И все наши священники в нем бывают. Особенно летом, когда мы служим по неделе — одну неделю один, другую — другой, третью — третий. То есть священник, постоянно «окормляющий» роддом, отсутствует пару недель и его обязанности выполняет служащий священник. Обычно младенцу несколько недель, а то и дней и жизнь его в опасности, он лежит, опутанный трубками, в пластиковом прозрачном блоке. Освящаешь воду, блок открывает сестра или ты сам, кропишь водой крошечное тельце. Тут же — родители. Некоторые потом приносят этих выживших крох причащать. Трудно говорить о таких вещах, сами понимаете. Сострадать — это самое главное, состраданию, надежде и учат эти «требы». А еще есть точное и неверно трактуемое, почти забытое слово «умиление». Это не сентиментальность — это, в дословном переводе с греческого, «уязвление». Уязвление любовь Божьей. Радость и боль…
Страшно отпасть от Него, но Он этого — я верю — не допустит
Вопрос
Мысль о смерти — конечно, не то, что «память смертная» святых отцов. Просто мысль. Но вокруг так много ужаса и трудностей, что невольно говоришь себе: «хоть передохну, подумаю о том, что после того, как сделаю то и то, будет хорошо». Словом, прячешь голову в песок. Это понятно. Но как жить с занозой: все равно ничего и никогда не будет. Уныние как главная болезнь настоящего времени — верно?
Ответ
Да, но уныние — либо испытание, неизбежное и в чем-то полезное, как и всякий правильно осмысленный опыт, либо — хроническая болезнь при неверии, безблагодатности жизни. При суете сует и всяческой суете. Кстати, у Екклесиаста — классическое ее описание, но поэтичность текста это уныние переплавляет в величественную красоту. Потому что поэзия — преображающее действие Божие и каким бы ни был предмет описания — он будет преображен. Короче говоря, уныние — одна из «страстей», что как и все вообще страсти (душевные болезни) были и будут всегда. Но ни в одно другое время не было столько средств заполнения внутренней пустоты. Сегодня человек живет в виртуальной реальности — искусственной и безблагодатной, но шумной и пестрой. Стоит ему хоть на минуту соскочить с этой иглы — и приходит «уныние». Он бежит от смерти, от мысли о смерти, хотя лучший способ избавиться от пустоты — это именно память смертная, делающая жизнь — реальной, а не иллюзорной. Верующий смерти не боится — он и ждет как возвращения домой, ко Христу. Он хочет «отрешиться», «разрешиться» от всех земных уз, как о том пишет Павел, и быть со Христом. Он и здесь — с Ним, но там это общение будет полней и свободней. И вот это ожидание встречи наполняет и его здешнюю жизнь своим светом, делает ее глубже. Смерть — продолжение пути, хотя и поют о «вечном покое». Покой ведь не противоречит действию, это — внутренний мир. И — освобождение от всего мелочного, лишнего, обманчивого. Предельная ясность. Вспомнишь о человеке, что он смертен, и уже не злишься на него. Так же и помня о своей смерти не делаешь многих лишних движений, не суетишься. Все пройдет, но с одной важной поправкой: пройдет то, чему должно пройти. Есть вещи непреходящие. Если они для нас есть. Потому что если человек убежден, что Бога нет, то Его для него и нет. До поры до времени.
