Донесение Веннерстрема поступило в распоряжение Центра за три дня до кризиса. Очевидно, оно имело второстепенное значение из-за неожиданного развития событий, но тем не менее заслужило положительный отзыв Петра Павловича. Об этом обстоятельстве, возможно, не стоило и упоминать, если бы оно не явилось причиной откровенно странных умозаключений в США после того, как наш агент был разоблачен.
Американцы имели доступ к протоколам допросов в Стокгольме, причем не только открытым, но также и секретным, доказательства чего были получены впоследствии. В одном из них упоминалось «одобрение» Центром донесения Веннерстрема. Почему и в какой связи упоминалось – непонятно, возможно, чтобы продемонстрировать, «куда это может завести». Протоколы допросов изучались специально созданной комиссией в Вашингтоне, но, как все знают, большая часть их содержания просочилась в вездесущую американскую прессу.
Домыслы основывались на том, что Веннерстрем якобы все время подвергался обману со стороны Центра и Петра Павловича, сознательно преувеличивавшего ценность его информации. Он должен был поддерживать агента в хорошей форме, используя лесть и завышенные оценки – одобрение донесения о начальной стадии Суэцкого кризиса как раз якобы и стало примером того. Забавно, но это звучит как своеобразная защита действий Стига.
Что касается мнения самого Веннерстрема, то он считал, что в действительности все было наоборот. Петр Павлович слишком часто подчеркивал, что суть заключается именно в сопоставлении донесений, поступающих от многих агентов. Следовательно, у Стига было мало оснований считать себя избранным. Он был лишь одним из длинного списка номеров. И если принадлежал к небольшому числу способных заранее отделить «зерна от плевел», то это было естественным при его образовании, а также опыте, который он имел за плечами.
Разумеется, агента ставили в известность, какие из его сообщений особенно ценны. Однако это не было лестью. Скорее, ориентиром для будущей работы. Но ему также сообщали и о более ценных и подробных докладах, полученных от других источников. Это также ориентировало: не следовало тратить время на освещение уже выясненных вопросов.
Донесение с опережением, примером которого был рапорт о Суэцких событиях, считалось наиважнейшим и самым трудным. Поэтому Центр одобрял любые подробные сообщения, вне зависимости от их значимости, ведь это был успех сам по себе, что всегда подчеркивалось.
В дни Суэцкого кризиса Веннерстрем получил письмо от стокгольмского начальника штаба ВВС. Оно содержало сообщение, что служебная командировка военно-воздушного атташе в Вашингтоне оканчивается 1 июня 1957 года. Из него следовало также, что деятельность Стига в США оценена по достоинству и ему предназначается новый пост военно-воздушного атташе. На сей раз в Лондоне, где условия работы более сложные.
Эта должность предназначалась полковнику Веннерстрему на весь четырехлетний период, оставшийся до пенсии.
Но имелась и альтернатива: если он изъявит желание, то сможет получить место в министерстве обороны. В отделе, который, помимо прочего, занимается поддержанием связей с иностранными военными атташе. Это была единственно возможная должность в Стокгольме. Другого применения ему не находилось.
У Стига эта альтернатива породила мучительные раздумья. Если выбрать Англию, то какой замечательный получится треугольник! Москва – Вашингтон – Лондон! Но кто может гарантировать, что Лондон – лучший выбор? Как много разных соображений еще нужно было учесть!
Потом, по прошествии долгого времени, Веннерстрем думал об этом письме с сильным чувством неприязни: вместе с клочком бумаги он держал в руках свою судьбу, хотя и не подозревал об этом. Почему не выбрал Лондон – без колебаний и размышлений? Почему не сознавал, насколько нелепо, если не сказать, дико – возвращаться в Швецию? Конечно, все мы крепки задним умом…
Прошло четырнадцать дней, прежде чем родилось решение ответить на письмо. До этого Стиг часами, словно заблудший призрак, слонялся по офису и посольству. Он не знал, чего хотел.
На первый взгляд, Лондон несравнимо заманчивей. Но этот выбор означал бы, что в обозримом будущем вообще не удастся попасть в Швецию. Просто новое место пребывания за границей – снова под управлением Центра. Кроме того, довольно серьезные семейные обстоятельства настраивали против такого решения.
Если же выбрать Стокгольм, то ближайших четыре года пройдут в Швеции, что вполне устраивало и Стига, и его семью. А главное – разве не интересно попробовать себя на посту «управляющего» делами иностранных военных атташе? Ради разнообразия – поменяться ролями?
И еще одно, так сказать, общее соображение. Как будет выглядеть мир через четыре года? Останется ли «холодная война» по-прежнему холодной? Веннерстрем опасался реальности третьей мировой войны, его беспокоило растущее политическое влияние американских военных, их все более агрессивная позиция. Будет ли большая часть мира лежать в развалинах к тому времени? В таком случае, где искать пепел контракта с Центром? Стиг не был пессимистом в прямом смысле слова, но имел резонные сомнения: будет ли мир во всем мире?
В любом случае, не следовало полагаться на русский контракт. Приходилось искать другую возможность, чтобы обеспечить безбедную старость. И легче всего, конечно, сделать это в Стокгольме. Короче, решение, какие соображения перевешивали, никак не определялось. Очевидно, чаша весов неприметно, но упорно склонялась к тому, чтобы принять в расчет все же семейные обстоятельства. Веннерстрем колебался до самого конца, но бесконечно откладывать ответ на письмо было невозможно. Когда он, наконец, пригласил секретаря, чтобы продиктовать ответ, решение было принято. Однако и тогда сомнения оставались. Впоследствии Веннерстрем никак не мог вспомнить, дрожал ли его голос во время диктовки, но полагал, что должен был дрожать, ибо именно тогда была совершена самая большая – роковая ошибка. Веннерстрем отказался от Лондона и предпочел Стокгольм.
В июне 1957 года Стиг вновь вернулся в Швецию, где спокойно и безмятежно провел длинное приятное лето. Служба в министерстве обороны должна была начаться не раньше октября, а встреча с Петром Павловичем намечалась значительно позднее. Теперь же прежде всего привлекал отпуск: море, солнце, фиорды, хождение под парусом, и никакой заграницы.
За восемь лет многое изменилось. Веннерстрему требовалась тщательная подготовка к работе в новой должности. Командную экспедицию можно вкратце охарактеризовать как военный штаб министерства обороны. Главной задачей Стига было осуществление связи между ВВС и министерством. Другим – второстепенным, но гораздо более привлекательным делом было общение с иностранными военными атташе.
