— Кабы подраться сейчас, враз бы согрелись! — отзывается Сухов. — А так что?
— А правда, товарищ командир… Что это мы все дежурим? Почему не летаем? — спрашивает у меня моторист Алферов.
— Не летаем потому, что фашисты не летают.
— А почему они не летают?..
Инженер кладет руку на плечо моториста:
— Ох и дотошный же ты, Алферов! А я вот что тебе скажу. Фашисты в эти дни сбитых нами стервятников хоронят — это раз. Поминки справляют — это два. Починяются — это три!..
Все мы улыбаемся. Нам по душе оптимистическое настроение Сергеева.
— Знаешь, сколько их после боев не вернулось на базы? Ого! — продолжает он между тем. — Зенитный огонь Кронштадта, — инженер многозначительно поднимает палец, — над Берлином такого нет! Да еще наши истребители фашистов потрепали. Ну, а бомбардировщик починить, сам понимаешь, — это не нашу пичугу. Вот и не летают…
Алферов слушает инженера, приняв положение «смирно». Потом он благодарит его и уходит в капонир, где у моториста всегда немало дел,
— Нам бы недельку затишья, — раздумывает вслух Сергеев. — Отдохнули бы немножко. А то ведь техники прямо на ходу спят. Ну да ладно, — спохватывается он, — Забалакался я тут с вами. У меня ведь тоже дела…
Инженер уходит, а Сухов вдруг, озорно похохатывая, схватывает меня за руку:
— Тебя, что ли, отлупить?
— Медведь чертов, — вырываюсь я. — Привык на маленьких нападать. Ты вон с Матвеем попробуй.
— А ну что ж, давай! — задорно откликается Ефимов и подходит к Сергею, широко расставляя ноги.
— С тобой неинтересно, — отмахивается Сухов. — Да и жалко тебя. Парторг как — никак. — Он дружески обнимает Ефимова. — А ведь правда, Матвей, так и врезал бы я сейчас какому — нибудь «мессеру». Аж руки чешутся...
— Еще успеешь, — говорю я. — До Берлина путь дальний.
Мы присаживаемся на сложенные в кучу чехлы. Разговор идет о том пока что отдаленном будущем, когда наша армия погонит фашистов от Ленинграда.
— Поскорей бы уж! — мечтательно говорит Сергей. — Последний фашистский самолет я хотел бы сбить над Берлином…
После дежурства я бегу к нашему писарю. Женя Дук недавно возвратился из госпиталя и уже трудится над очередным «боевым листком».
— Женька, есть мысль!.. Не мешай только: сочинять буду…
Незадолго перед обедом мы вывешиваем очередной номер листка. В нем только что написанное мной стихотворение:
Мы с врагами будем квиты.
Наш расчет с врагами прост:
Пусть-ка сунутся бандиты —
Всех отправим на погост.
И в стремлении орлином
Мы еще уйдем в полет —
Сбить над городом Берлином
Их последний самолет.
Сбить, увидеть, как, объятый
Дымом едким и огнем,
Упадет фашист треклятый
В черном логове своем…
Но пока что нет работы,
Как ни щурь на небо глаз…
А подраться так охота —
Руки чешутся у нас!..
Вдалеке от Ленинграда, во вражеском тылу, вплоть до декабря 1941 года сражался героический советский гарнизон полуострова Ханко. Но держать и дальше на Ханко наши войска не было смысла, и Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение эвакуировать их в осажденный Ленинград.
Эвакуация производится в несколько этапов.
Сегодня 2 ноября 1941 года. Западная часть Финского залива вплоть до самого Гогланда закрыта сплошным туманом. Пользуясь этим, группа кораблей Краснознаменного Балтийского флота вышла с полуострова Ханко и направилась в Кронштадт. Соблюдая скрытность, корабли идут без радиосвязи.
Командир полка Герой Советского Союза майор П.В.Кондратьев показывает нам на карте предполагаемое место нахождения кораблей и предупреждает, что радиосвязь в полете до цели строжайше запрещена. Наша задача — обнаружить выходящие из тумана корабли и донести условным кодом по радио, сколько их и где они находятся. На основе этих данных будет организовано прикрытие группы.
И вот истребители в воздухе. Нас трое; Матвей Ефимов (командир звена), Егор Костылев и я.
Погода ясная, тихая. Минуем Кронштадт. Я внимательно наблюдаю за воздухом. Слева от нас встречным курсом идет самолет. «Видимо, кто-то из наших вел разведку и вот возвращается», — думаю я, но на всякий случай снимаю гашетки с предохранителя. Впрочем, для тревоги нет оснований. Бомбардировщик СБ, заметив нас, покачивает крыльями и проходит стороной. Мы отвечаем на его приветствие таким же покачиванием.
Однако профессиональный интерес заставляет меня обернуться. Я смотрю вслед самолету. Интересно, — почему у него выпущено шасси. Ведь все-таки над морем. Да и высота большая. СБ уже почти не виден, а у меня такое чувство, что мы в чем-то сплоховали. Жаль, нельзя перемолвиться словцом-другим с ведущим. Разговор по радио запрещен. Силуэт бомбардировщика окончательно растворился в синеве неба, а я все еще взволнованно думаю: «В такую ясную погоду и один, без истребителей. Да его запросто сбить могут. Нет, тут что-то не так. К тому же нам совсем недавно зачитывали приказ, что все части и соединения, вооруженные самолетами СБ, в связи с большими потерями этих самолетов от огня истребителей противника переводятся на ночные боевые действия. А он днем...
Вскоре наше звено приближается к самой границе тумана, под которым где-то идут корабли. Едва мы успеваем сделать круг, как из тумака показывается первый корабль. За ним второй, третий... Выходит, командирский расчет был точным. Мы снижаемся до бреющего полета, проходим вдоль строя кораблей. Палубы полны народу. Солдаты и матросы — героические защитники Ханко, приветствуя нас, кричат, машут руками, бросают вверх пилотки, бескозырки. Мы для них сейчас добрые вестники, первые ласточки Родины, от которой они так долго были вдали.
После того как Ефимов уводит звено от группы кораблей и сообщает командованию данные о них, я открытым текстом докладываю ему о своих сомнениях, вызванных встречей с СБ.
— Какой там еще СБ? Давай не отставай! — говорит Ефимов. Он и слушать меня не хочет, держит большую скорость, торопится домой.
И все же я внимательно разглядываю то морскую гладь, то небо над ней. Пока никого не видно. Но в какой-то момент, свалив машину на крыло, внезапно обнаруживаю внизу двухмоторный самолет, летящий над самой водой.
— Вот он! — кричу я по радио друзьям и бросаю свою машину вниз. Да, это тот самый СБ. Только сейчас он держит курс на Выборг. Кажется, пилот заметил меня. Бомбардировщик снова покачивает крыльями. Нет, любезный, мы уже здоровались. А теперь давай-ка пристальней поглядим один на другого.
Пикируя, не перестаю терзаться сомнениями. Неужели это враг? Сколько раз мы сопровождали в бой точно такие же самолеты! Их пилотировали наши русские парни. А кто управляет машиной, которую я вижу перед собой? Почему так странно ведет себя этот самолет? Что он делает здесь один средь бела дня? Почему у него выпущено шасси? А может, это все-таки наш самолет, который выполняет какое-то особое задание? Может, он выискивает фашистские подводные лодки, чтобы оградить от них корабли, идущие с Ханко в Кронштадт?
