Краем уха этот разговор услышал консультант нашего фильма генерал Осликовский, старый кавалерист.
— И не думайте, — строго сказал он. — Поверьте, на фронте я видел, как лошади по головам скакали, по раненым бойцам. Когда скачет большой отряд, лошадь не чувствует, что у нее под копытами.
Оператор промолчал, а мне подмигивает. Не слушай, мол, ты его, он скоро уедет, а мы тогда снимем…
Я была молодой и безрассудной. Я представила, как это здорово будет на экране, и согласилась.
Генерал уехал в Москву, а на мосту стали срочно что‑то достраивать. Пошла посмотреть. А там пристраивают маленькую площадочку. На ней должна стоять камера. Там будут оператор, режиссер, второй оператор. Они будут на этой площадке стоять, а я буду лежать на мосту.
Съемку назначили на воскресный день. По всем станицам развесили объявления: «Для съемок нужны всадники. Если кто из казаков имеет лошадей, то можно сняться в фильме. Нужно только, чтобы люди были в казачьей форме».
Из разных станиц начали прибывать казаки. Еще бы! Такая возможность — сняться в кино.
Меня положили на мосту, освободили белый шарф, чтобы он развевался по ветру. Я лежу, жду, когда начнут снимать, и постепенно мне становится страшно. А страх — какой‑то особый. Он парализует меня. Лежу на мосту и слышу, что всадники все ближе и ближе. Слышу, как стучат копыта, громче и громче… Я вроде понимаю, что нужно бы вскочить и убежать. Но вместе с тем ничего не могу с собою поделать. Не могу даже пошевелиться.
И вот в таком полуобморочном состоянии я пролежала все время съемок. И слышала только цокот копыт…
Слава Богу, все прошло благополучно. И когда съемка кончилась, я стала в группе героиней. Меня поздравляли, мною восхищались: «Во молодчина!», «Какой красивый был кадр!»
Через некоторое время привезли для просмотра отснятый материал. Я сижу в зале, нервничаю.
Показывают съемку на мосту. И… увы, ничего на экране не происходит. Скорость, с которой крутится пленка, совпала со скоростью скачущих лошадей. И ничего из того, что задумывалось, ради чего я пошла на риск, не получилось.
Когда кончился просмотр, наступила тишина в зале. Оператор молчал, а потом в сердцах сказал:
— Такое бывает редко, но бывает…
И ушел…
Но на этом дело не кончилось. Съемки остановили, и мне сообщили, что картину и вовсе закрыли.
Прошло время. И вдруг до меня доходит известие, что сценарий переписали, нашли другого режиссера и взяли новых актеров. Так в кино тоже бывает. Редко, но бывает.
…Я снималась в фильме «Игра в смерть, или Посторонний». Как говорят нынче, крутой детектив. Моя героиня — офицер милиции. Не буду рассказывать о драме, которую она пережила. Скажу только, что она волею судьбы была втянута в мафиозную группировку, многое знает, в ее руках документы и за ней начинают охотиться…
По ходу фильма снимался эпизод на дороге. Моя героиня едет на «газике», вместе с ней капитан милиции, который пытается разгадать замыслы мафии.
И тогда мафия дает команду — зажать «газик» с двух сторон… рефрижераторами.
Я прежде никогда не снималась в фильмах с трюковыми съемками и с участием каскадеров. В машине я должна была ехать с актером, который играл роль капитана. Однако утром выяснилось, что актер занят на репетициях и не приедет. Вместо него в форме капитана за рулем сидел каскадер. А сзади разместились режиссер, оператор с камерой и бригадир каскадеров, который по радиотелефону должен командовать съемкой.
Автоинспекция перекрыла загородное шоссе с двух сторон. И мы помчались.
Бригадир каскадеров командует:
— Давай рефрижератор! Так, хорошо! Догоняй… Врезайся…
Я сижу впереди и вижу, как наша машина на огромной скорости врезается в заднее колесо рефрижератора. Удар!
Колесо у рефрижератора выше, чем наш «газик».
Очень сильный удар! «Газик» отбрасывает в сторону, но шофер вывернулся и снова мчится вперед, чтобы сделать еще дубль.
А я от страха забыла текст…
Мы опять приблизились к огромному колесу… Удар! И тут я поняла, что еще минута — и всё… Нас не будет… Но тотчас же пришло в голову: даже если что‑то и случится, то сцена должна быть сыграна. Я пытаюсь собраться с силами, сказать текст… Потом мои слова будут смонтированы со словами партнера. Но он‑то сидит дома. В Москве. А здесь погибаю я.
В это время бригадир каскадеров снова командует:
— Еще раз!
Опять мчимся, опять ударяемся о колесо, отскакиваем, опять шофер выворачивается, я пытаюсь сказать свой текст, но от удара перекосило дверцу «газика», и она открылась. Бригадир кричит:
— Держи руками дверь!
Но как я могу ее удержать, когда она перекосилась и не закрывается?! В машине треснуло ветровое стекло. А мы в четвертый раз снимаем сцену. И я чувствую: еще раз, и… уже всё… конец…
Я кричу каскадеру:
— Останови машину!
А он улыбается и не останавливает.
Я вновь кричу:
— Останови машину!
Схватила его за волосы и стала трясти. Тогда он остановил машину. Я вылезла и чувствую — не могу идти.
Когда человек попадает в аварию, он один раз переживает это. Один раз врезается в колесо, один раз отскакивает, падает в кювет, или что‑то случается с машиной, то есть все случается
Наша дочь Оксана всегда была мне поддержкой и утешением
Сергей Лукьянов в самом расцвете своего таланта ушел из жизни. Это был великий русский актер. Хоронила его вся Москва
Мой второй муж Дмитрий Федорович Мамлеев очень пришелся по сердцу и моему отцу, и моей тете — бабе Киле. В Полтаве
Наша семья.
С Дмитрием Федоровичем и дочерью Оксаной
С внуком Александром
Когда в 1979 году центральное телевидение показало четырехсерийный фильм «Цыган», на нас обрушился шквал писем — зрители требовали продолжения. через шесть лет на телеэкран вышли еще четыре серии — «Возвращение Будулая»
С режиссером Александром Бланком и актером Алексеем Никульниковым на съемочной площадке
В роли Клавдии
История жизни и любви, история нелегкая, но чистая и звонкая, лоттита по сеплеп миллионов
Цыган — Михай Волонтир. Что‑то было в его облике романтическое и загадочное Мы стали друзьями
С А. Никульниковым и М. Волонтиром на встрече со зрителями
В фильме «Ларец Марии Медичи» (1980) я сыграла роль аристократки — француженки Мадлен Локкар
«Мы, нижеподписавшиеся» (1981).
