Кто были эти «мы»? В интервале между маем 1940 и июнем 1941 сила, которой обладал Черчилль, была сломанной силой Британской империи. Тем не менее, в течение предыдущих шести месяцев именно Советский Союз принял на себя германскую военную мощь — и, с малой толикой везения, успешно сумел ей противостоять. Впереди будет борьба в Восточной Европе, но если Красная Армия повернет немцев вспять, Сталин достаточно охотно заявит о своей победе. Включал ли его Черчилль в это «мы»? Ему было ясно, что именно общий враг сплотил две страны. Что случится, когда враг будет разбит? Черчилль был значительно более готов поверить, что Британия и Соединенные Штаты разделяют одинаковые ценности, но внутренние напряжения уже были обозначены. События декабря 1941 года открыто объединили Британию и Соединенные Штаты, но проблемы власти, изначально присутствующие в их взаимоотношениях, остались нерешенными. Также и произошедший в Азии конфликт угрожал привычной целостности британской власти на Индийском полуострове и в Малайе, и, вместе с тем, обманчивой природе поддержки, которую Британия могла предложить Австралии и Новой Зеландии.
Возвращаясь к послевоенным дням, когда он, пребывая в должности министра по делам колоний, под давлением Соединенных Штатов и доминионов молча согласился на невозобновление англо-японского договора о союзничестве, Черчилль был в чём-то спокоен относительно положения Японии в Восточной Азии. Казалось, что в действительности японцы нападать не станут, а если и станут, для западного противника это проблемы не представит, и в конце концов Соединенные Штаты их удержат. Все эти предположения оказались ложными или близкими к тому, чтобы оказаться ложными. До Пирл-Харбора существовала тревожная возможность японского нападения на британские владения, отвечать на которое американцы могли и не считать себя обязанными. Черчилль старался заинтересовать Рузвельта использованием сингапурской базы для ВМС США, но неудачно. Это было равносильно признанию того факта, в который не были посвящены Веллингтон и Канберра, что в действительности, если разразятся военные действия, Британия не будет в состоянии отправить большие дополнительные войска в Юго-Восточную Азию, несмотря на данные ранее обещания в обратном. Черчилль пришел к этому заключению без радости, но он был уверен, что Австралия и Новая Зеландия поймут первостепенное значение Европы, как они всегда это делали.
Однако в действительности Черчилль решил послать в Сингапур «Принца Уэльского» и «Отпор». 10 декабря 1941 года, за два дня до того, как он отправился в Вашингтон, Черчилль получил ошеломляющее известие о том, что они были потоплены. Власть в воздухе недооценили еще раз. За этим последовали еще более сокрушительные известия, высшей точкой которых было падение Сингапура в феврале 1942 года — «самое большое военное бедствие в истории Британии». Оно пришло на вершине успеха Германии в Северной Африке и побега из Бреста германских боевых крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау». В начале марта пал Рангун. Достижения «крестоносной» кампании в Северной Африке были сведены к нулю, и в июне Тобрук, вместе со своими запасами и защитниками, сдался германскому командующему Роммелю. В дальнейшем эти неудачи в разных частях света гораздо более заметно показали непрочность Британской империи и нависшую над ней угрозу распада. Защитники Тобрука — австралийцы, южноафриканцы, индийцы и британцы — были те самые «мы», которые должны были выиграть войну, но их чувство коллективной «британскости» истощалось. Австралийское правительство было в ярости относительно поворота событий в Юго-Восточной Азии и объявило, что отныне — «Австралия — прежде всего», — в совпадении с Соединенными Штатами. У южноафриканцев всегда были собственные приоритеты. Индия была в смятении. В марте Круппс был отправлен попытаться убедить содружество политических деятелей Индии в том, чтобы вернуться к послевоенной независимости, но миссия не удалась. В августе беспокойство сдерживалось с трудом и Ганди, Неру и другие лидеры были интернированы. В свете признания потери британской власти неудивительно, что Черчилль подвергался критике в парламенте.
Победа Монтгомери в Эль-Аламейне остановила скольжение политического положения Черчилля. «Я стал Первым Министром Короля, — заявил он неделю спустя, — не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи»[78]. Это было заявление, но одного его было недостаточно с позиции чести. В том же месяце в Северной Африке был произведен «факельный» десант в ходе операции, которой, что многозначительно, командовал американец, Эйзенхауэр. То, что Черчилль обеспечил безопасность этого шага, было правдой, но снабжали людей американцы, как они же всё больше и больше тратили миллионы по всему миру по мере того, как развивалась война. В том же самом месяце Красная Армия начала зимнее наступление, которое закончилось победой под Сталинградом весной 1943 года. На стенах писали про Гитлера, но то же самое, в другой манере, было и про Черчилля.
С этой точки зрения, по мере того, как власть Соединенных Штатов и Советского Союза все прибывала, власть Британской империи все убывала. Черчилль чувствовал перемену климата, но не знал точно, как на это реагировать. Его чувство власти всегда было сугубо личным. Не случайно он был и все еще оставался самым большим путешественником из главных политических фигур во время войны. Сила личности могла быть компенсацией относительно ослабления мощи империи. «Ехать было моей обязанностью, — телеграфировал Черчилль Эттли о своем визите к Сталину в августе 1942 года. — Теперь они знают самое худшее…». Он был уверен, что «те разочаровывающие новости, которые я привез (касаются второго фронта), не могли быть сообщены никем, кроме меня лично, без того, чтобы не привести к действительно серьезному отходу в сторону»[79]. Конференция с Рузвельтом в Касабланке в январе 1943 года, в основном известная из-за того, что союзники потребовали от Германии «безоговорочной капитуляции», была еще одним примером «личного касательства». В Марракеше Черчилль нарисовал картину, которую подарил президенту в знак дружбы. В дальнейшем были еще конференции и Вашингтоне и Квебеке, в мае и августе 1943, перед тем как кульминационным пунктом года стала первая конференция «Большой тройки» в Тегеране к концу 1943 года.
Такая «дипломатия в верхах» подрывала физические силы Черчилля и имела как преимущества, так и недостатки. Возможно, скорее именно перспектива победы вела его, особенно в Квебеке, к тому, чтобы выставлять планы, имеющие отношение к настолько разбросанным областям, как Дания, Ост-Индия и Норвегия. Американцам казалось, что он все еще неохотно отдавал плану вторжения во Францию под названием «Победитель» полный приоритет, которого, как они думали, этот план требовал. Однако, показателем реализации власти был тот факт, что Черчилль согласился на назначение американца главнокомандующим полевыми армиями союзников в Нормандии. Ранее он обещал этот пост Бруку, и, к огромному огорчению того, никогда не объяснил, что случилось — возможно из-за того, что сам он не мог определиться с важностью этого назначения.
