— У меня в икре правой ноги засела пуля. Я требую врача.
К изумлению армейского командования, Че постоянно оказывал медицинскую помощь пленным, захваченным в предыдущих боях. Но капитан и не пытался действовать так же. Он мельком взглянул на рану и заорал:
— Ничего страшного. Нечего притворяться, Эрнесто Гевара!
Че улыбнулся. Он и не ждал пощады.
Офицер связался по радио с оперативным штабом в главной ставке.
«Говорит Тощий. Папа у меня. Конец».
«Говорит Сатурн. Дайте Тощего. Пусть подтвердит, что Папа у него. Конец».
«Алло, Сатурн. Вышлите немедленно вертолет. Не исключено, что нас атакуют. Конец».
«Вертолет прибудет через двадцать минут. Конец».
— Зачем солдаты собирают хворост? — спросил Вилли.
— Видимо, они хотят сигналить вызванному вертолету. Они боятся. Действительно, смех да и только: мы безоружны, ранены, а у них на каждого из нас приходится по паре сотен человек, чтобы охранять. И все равно они нас боятся.
Они услышали гудение вертолета, шедшего на посадку. Внезапно с некоторого расстояния на него обрушился концентрированный огонь. Вертолет тут же повернул в сторону.
Че с жадным любопытством наблюдал за второй попыткой приземлиться. И вновь от нескольких прицельных выстрелов пилот опять испугался. Вертолет снова развернулся.
— Тогда мы погоним вас в Игеру пешком! — завопил офицер.
— Не запугаете! — с издевкой ответил Че.
— Мы должны оставить два поста, чтобы они помешали уцелевшим партизанам преследовать и атаковать нас.
Начался спуск с гор в Игеру. Продвигались очень медленно, поскольку отряду пришлось нести нескольких тяжелораненых солдат.
Че всем своим видом выражал презрение к врагам. Только один раз он печально потупил взор. Они прошли мимо трупов Антонио, Артуро и Пако. Их тела были изрешечены пулями.
— Они что, будут нас судить или сразу убьют? — спросил Вилли.
Че задумался, а потом сказал еле слышно:
— Нас не будут судить. Мы для них слишком опасны. Они убьют нас. Или ты думаешь, они предоставят нам возможность заклеймить перед судом преступления американского империализма, в то время как во всем мире развернется широкая международная кампания в нашу поддержку? Нет, нас ждет смерть.
Вилли попытался сохранить самообладание. Он только произнес:
— Скоты! Мы погибнем, но это не значит, что погибла революция!
— Если Инти и Помбо узнают, что команданте попал в плен, они нападут на них, чтобы освободить тебя. Даже если им придется биться с тысячью солдат.
— Я знаю, они продолжат нашу борьбу. Внезапно Че остановился и закричал:
— Эй, капитан! Развяжи нас! Я ранен. Я безоружен. Я хочу есть и пить. Ты что, все еще боишься меня?
Че знал, что капитан с удовольствием сразу же расстрелял бы его. Вполне возможно, офицер опасался наличия в своем собственном подразделении солдат, сочувствовавших идеям партизан. Поэтому он сознательно дерзил ему. Он обозвал его трусом. Капитан должен был как-то отреагировать. Пока он считался трусом, моральный дух солдат не мог быть на высоте. Тактика Че оправдалась. Офицер громогласно объявил о своей готовности развязать пленных. Но на протяжении всего перехода он держал свой автомат на изготовку.
Че знал, что его ожидало. Он рассчитывал, что в любом случае его будут допрашивать. По-видимому, этим займутся специалисты из ЦРУ. Сотрудники ЦРУ захотят перед убийством получить от него подробные сведения. Они знают, как заставить людей говорить. Он надеялся, что достаточно подготовлен к этому суровому испытанию. Поскольку рана все больше и больше мешала ему идти, он стал опираться на солдата. Че говорил с ним о причинах неграмотности.
В Игере находилась военная база. В неказистом здании школы располагался командный пункт. В местечке насчитывалось всего несколько хижин и сараев.
Командир батальона «рейнджеров» прилетел на вертолете из Валье-Гранде.
Че и Вилли поместили в двух изолированных комнатах в школе.
Когда Че ввели в класс, там у доски стояла молодая женщина и писала задание на следующий день. Она надеялась, что солдаты к тому моменту уже очистят школу.
— Вы здешняя учительница? — спросил Че.
Она кивнула, но так и не решилась взглянуть на него.
Он показал на доску и сказал:
— А Вы знаете, что это односложное слово пишется без ударного знака? Женщина покраснела.
— Вам нечего стыдиться. Дело не в Вас. Дело во всей системе образования. Такие школы, как эта, на Кубе даже невозможно себе представить.
— Меньше болтай! Лучше побереги силы. Тебя сейчас будут допрашивать! — рявкнул офицер.
— Пока мне не перевяжут рану, я не скажу ни одного слова. Кроме того, я хочу, чтобы мне вернули табак, трубку и принесли воды.
— Ах, ты еще и претензии предъявляешь!
Че больше не обращал на солдат никакого внимания. Для него гораздо важнее было объяснить молодой учительнице взаимосвязь между назревшей аграрной реформой и системой образования. Он сознавал, что для него это была последняя возможность кому-нибудь хоть как-то разъяснить смысл партизанской борьбы в Боливии.
Его рану кое-как перевязали. Табак ему тоже вернули.
Мысль, что агенты ЦРУ надеялись заставить его говорить с помощью свежей повязки и пачки табаку, заставила его улыбнуться.
— Прекрати ухмыляться! — крикнули на него.
Затем эмигрант-кубинец Гонсалес начал допрос.
— Почему ты сражаешься здесь? Ты же аргентинец. Почему ты не борешься в своей стране?
— А почему ты здесь? Ты же кубинец? Рука Гонсалеса дернулась. Он уже хотел ударить Че за эту дерзость, но, по-видимому, презрительный взгляд Че удержал его.
— Отвечай на мой вопрос!
— Революция не знает границ. Бой идет там, где американский империализм угнетает народы. Если ты хочешь больше узнать о теории партизанской войны и революции, — с откровенной издевкой произнес Че, — тогда я советую тебе приобрести некоторые мои книги, которые вышли на Кубе. Кроме того, я рекомендую ознакомиться с речами Фиделя.
Это продолжалось еще некоторое время. Затем в класс вошел офицер Эспиноса, рванул Че за волосы, с силой ударил его и отобрал трубку.
Внезапно Че резко выбросил ноги вперед. Он попал Эспиносе в берцовую кость. Тот рухнул плашмя.
— Верни мне мою трубку, собака! — орал Че.
Допрос продолжался уже несколько часов, но все ограничилось пока лишь «политической дискуссией по общим проблемам». Полковник Сентено Анайя получил еще крепкий удар кулаком за то, что оскорбил Че. После этого он прострелил Че правую руку, но и это не сделало того более разговорчивым.
