Замечу, что у нас с О. «правильные» линии Сердца (Любви). Загибающиеся к пальцам. Правда, у меня с разрывами – знак страданий. А у него все ровно да гладко. И Судьба ему по шеям не надавала за адюльтер, как некоторым.
Повезло? Нет, карма! Оттуда, думаю, мужское счастье моего друга.
Я переселился в квартиру Алены – красотки густой корейской крови. У нас был удивительный энергетический союз. Я ощущал, как соединялись наши ауры в одну, когда мы были вместе. Мы прекрасно понимали друг друга без слов. Она была кошкой, которая ложится на больные места хозяина, если тот болен, и исцеляет его. Обо мне она говорила, что я забочусь о ней, как отец родной.
Увы, расставание было неизбежным. Алена была «совой» – спать ложилась далеко за полночь и вставала к полудню. Для меня, «жаворонка», это беда. Много курила. Две пачки в день. Излюбленное место для курения в квартире – ванная. Я сказал, что если она бросит курить, то мы сможем планировать рождение ребенка. На нее это подействовало слабо.
Ее психологический тип можно было охарактеризовать как «трудный подросток». Была весьма эмоциональна с элементами скрытой агрессии. Например, ездила на своей «хонде», не включая сигналы поворотов. После кризиса эта хамская манера езды получила широкое распространение, в основном благодаря милицейским машинам.
Периодически Алена «наезжала» и на меня. Но очень быстро отходила и всегда извинялась за свое поведение. Хорошая черта характера – осознание своих ошибок. Но я в жизни уже наелся агрессии. Хотелось покоя. И воли.
У меня очень четкое правило: я могу терпеть не более двух недостатков. Ведь не бывает все идеально в отношениях между мужчиной и женщиной!
Вот если бы Алена не курила, а только спала до обеда… Или наоборот – курила, но вставала рано…
А с характером можно мириться. «В каждой женщине должна быть змея – это больше, чем ты, и больше, чем я», – поет Б. Гребенщиков. Согласен.
В любви любой, даже самой гармоничной, приходится с чем-то мириться и что-то принимать. И за все платить.
А вот грязную посуду на кухне я просто ненавижу!
В ноябре у меня началась тоска. Это было связано с Анютой. Хотя я жил на севере Москвы, а она на юге, я два раза в неделю отвозил ее на синхронное плаванье и мы вместе проводили воскресенья. Но в целом моя семилетняя дочь была предоставлена самой себе. Когда я вечером заходил домой, мать сидела в компьютере, а дочь в телевизоре. В квартире уже месяц тек кран, половина лампочек перегорела. Впрочем, есть семьи, для которых это норма жизни.
Мне было неуютно. Я любил свою дочь. Свой дом. Даже бывшая жена была мне близка. Я не находил себе места. Подумал, что если я умру от тоски, то пусть рядом будет родной человек. И когда Алена в очередной раз взбрыкнула, я вернулся к самому близкому мне человеку, которого любил. К дочери Анюте. Помирать я не собирался. Я собирался жить.
Смерть стоит того, чтобы жить. Любовь стоит того, чтобы ждать. (В. Цой)
Если человек задумался о смысле жизни, значит, он серьезно болен.
З. Фрейд
Утреннее солнце, проникнув сквозь прозрачные шторы, озаряет комнату почти дневным светом. Утреннее солнце будит меня.
Я просыпаюсь с мыслью: «Начинается еще один безрадостный день моей жизни».
Я лежу на первом этаже двухъярусной кровати, и мой взгляд упирается во второй ярус. Там спит Анюта. Мне не очень удобно – невозможно сесть и выпрямиться в постели. После широкой супружеской кровати это особенно неприятно. Да и ассоциации, знаете ли, не самые лучшие. Нары. Моральная тюрьма. Но я стараюсь думать, что это матросская койка на корабле. И я просто в плавании. И плывет мой корабль к неведомым берегам.
К мысу Радости, к скалам Печали ли,
К островам ли сиреневых птиц,
Все равно, где бы мы ни причалили,
Не поднять нам усталых ресниц…
А. Вертинский
Именно так. Просыпаться не хочется.
«Здравствуй, хмурое утро!»
А ведь я люблю утро. По утрам я испытываю прилив сил, бодрость, восторг. Утро для меня – это не только начало дня, но и начало жизни. Каждое утро рождаюсь заново. Мой девиз: «Будущее принадлежит тем, кто рано встает».
Утром я весел, как канарейка. Свеж, как укроп. Бодр, как электрический скат. Такой я «жабаронок».
Люблю встречать восход солнца. Не важно, где или когда. Главное, чтоб было!
В 5 утра ли стоять на скале и смотреть, как медленный красный диск поднимается из моря, преображая все вокруг. Протянуть к нему руки в эту величественную минуту и кричать:
Солнце свирепое, солнце грозящее,
Бога, в пространствах идущего,
Лицо сумасшедшее,
Солнце, сожги настоящее
Во имя грядущего,
Но помилуй прошедшее!
Н. Гумилев
Или, стоя в пробке посреди зимнего города, смотреть, как Оно встает над домами и заводами, пытаясь разогнать хронический смог большого города. Или его черноту?
И вот я, человек всегда полный оптимизма и радости, просыпаюсь и не хочу вставать. И не хочу жить. Это ужасно! Так же ужасно, как и мысли о смерти.
«Доброе утро, последний герой!»
Депрессия держала меня своими холодными лапами всю зиму.
Помню, сижу на приеме. Рассказываю людям их жизнь, а у меня в горле ком, немеют руки, нет сил, тревога сжимает сердце, в душе мука. Хочется лечь. Так плохо, что требуются усилия, чтобы сосредоточиваться на клиенте. А если у клиента еще и семейные проблемы, то просто ледяной душ выливается на мое тело. К счастью, клиенты не замечали моих чувств. Но улыбался я редко. Или натужно.
Удивительно, что тоска всегда наступала неожиданно. Ее приход нельзя было прогнозировать. Самый мощный приступ случался в тот момент, когда, наоборот, все должно было быть хорошо.
Мы с дочкой пошли на шоу Вячеслава Полунина «Академия дураков». Очень доброе, озорное, нестандартное и, соответственно, с хорошим юмором шоу. Давно собирались. Все замечательно, душа поет. Все интересно. И кажется – вся темень позади.
Ан нет! Вдруг в антракте руки онемели, силы покинули. Любое движение давалось с трудом, и захотелось уйти. Бежать. Спрятаться. Тоска. Тревога. С трудом досидел до конца. Приступ закончился вместе с шоу.
Одна моя клиентка рассказывала, что в период депрессии хочет выброситься из окна. Потому что стены давят, воздуха не хватает. Приступ клаустрофобии. Ощущения физические. Хоть в прыжке, но вздохнуть глубоко. Помимо любви к ближним ее останавливало то обстоятельство, что жила она на седьмом этаже и не была уверена в мгновенной смерти. Вдруг покалечится или будет медленно умирать.
