В 1692 г. после очередной вспышки агрессивности кочевых феодалов верхнего Енисея был предпринят крупный военный поход из Красноярска на реку Кан. 730 конных и пеших ратников (среди которых было 87 ясачных людей и 182 добровольца из крестьян и посадских), возглавляемых ссыльным украинским полковником Многогрешным, нанесли сокрушительное поражение тубинцам, чем сильно подорвали позиции киргизских «князцов».
Дальнейшая судьба енисейских киргизов была печальной. Опасаясь их перехода в российское подданство, правители Джунгарии в 1703 г. насильно «загнали» киргизов на свою территорию в долину реки Или. Лишь часть киргизов впоследствии смогла вернуться на родину, войдя в состав хакасской народности, остальные слились с монголами и калмыками.
Решительные меры по отражению и предупреждению набегов давали свои результаты: после удачных военных операций активность кочевых феодалов заметно снижалась, и на южных границах Сибири наступали периоды затишья. Однако поскольку сил для нанесения решающих ударов по «немирным ордам» не хватало, такие периоды не были продолжительными. На протяжении XVII в. ни в одном из главных районов земледельческой колонизации Сибири русский человек не жил в нормальных, мирных условиях. Тем грандиознее представляется все, что было сделано им аа столь короткий отрезок времени.
Мы видели, что первое столетие освоения русскими людьми Сибири явилось не только самым ярким, но и переломным периодом ее истории. За время, отведенное одной человеческой жизни, огромный и богатейший край коренным образом изменил и свой внешний облик, и характер внутренних процессов.
К концу XVII в. за Уралом проживало уже около 200 тыс. переселенцев — примерно столько же, сколько аборигенов. Северная часть Азии вошла в состав более развитой в политическом, социальном, культурном и экономическом отношениях страны, объединенной в централизованное и могучее государство. Сибирь была словно прошита редкой, но прочной сетью городов и острогов, стала ареной невиданно оживленной для некогда глухих мест торговли, полем активной деятельности сотен ремесленников, тысяч промышленных людей и десятков тысяч земледельцев.
В XVII в. народы Северной Азии вышли из многовековой изоляции, обрекавшей их на отсталость и прозябание, и оказались вовлечены в общий поток мировой истории. Сибирь пересекли новые пути сообщения, связавшие воедино разбросанные на огромном расстоянии, ранее разобщенные и недоступные районы. Началась разработка почти не используемых до XVII в. природных ресурсов края.
«Все, что мог сделать народ русский в Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности», — писал в конце прошлого века известный сибирский ученый и общественный деятель Н. М. Ядринцев. А знаменитому русскому писателю И. А. Гончарову, побывавшему в Сибири в 1854 г., преобразующие ее люди показались «титанами».
Эти мнения отнюдь не были проявлением так называемого «квасного патриотизма». Российский академик, немец по национальности, П. С. Паллас, проехав по Сибири еще в 1772–1773 гг., также был удивлен достижениями русского народа в освоении присоединенного менее чем два столетия назад края и оставил такую запись: «Открытие и скорое приведение в нынешнее состояние сей пространной, неизвестной и вовсе дикой земли… бесстрашию и постоянству российской нации приписать должно…» Много позднее польский исследователь 3. Лукавский подчеркнул, что присоединение «всей северной части Азиатского континента от Урала до Тихого океана было невиданным достижением России» и «независимо от того, в каких бы категориях его ни рассматривали, это всегда будет огромным успехом, не имеющим себе равных в мире».
Каковы, однако, были последствия развернувшихся в XVII в, событий для судеб коренных сибирских народов? Здесь трудно давать оценки, не выходя за пределы XVII столетия, так как тогда многие процессы лишь зарождались. И оценки эти не могут быть однозначными, как не может быть однозначным все, что несло людям общество, построенное на угнетении человека человеком.
Режим феодальной эксплуатации обрушился всей тяжестью на в большинстве своем плохо подготовленных к нему сибирских аборигенов. Помимо налогового гнета и произвола феодальных правителей, коренные обитатели Сибири в XVII в. испытывали на себе воздействие других отрицательных факторов, более пагубных, хотя, в общем, и неизбежных в тех условиях. Они повсеместно выявлялись при соприкосновении европейских народов с жившими долгое время изолированно и сильно отставшими от них в социальном и культурном развитии племенами: аборигены страдали от неизвестных ранее болезней, вредных привычек к алкоголю и табаку, оскудения промысловых угодий.
Было время, когда историки прежде всего обращали внимание на эти обстоятельства, выдавая их едва ли не за главный результат контактов русского и коренного населения Сибири. Теперь, однако, мы знаем, что для подавляющего большинства сибирских народов определяющей явилась другая сторона последствий их вхождения в состав Российского государства. Оно менее всего было заинтересовано в уменьшении числа плательщиков ясака и стремилось по мере сил препятствовать этому уменьшению. Включение Сибири в состав крупного централизованного государства означало установление на ее территории законности хотя бы в самом простом виде, приводило к прекращению внутренних усобиц. Уже в XVII в. аборигены для разрешения возникавших в их среде споров и ссор все чаще обращались к российской администрации, считая воеводский суд более справедливым и беспристрастным. При содействии представителей государственной власти, опасавшихся ясачного недобора, уменьшились, а затем и прекратились кровавые распри между родовыми и племенными группами. Стали быстро проявляться и положительные последствия мирных контактов сибирских аборигенов с трудовыми и в целом не менее эксплуатируемыми слоями русского народа.
Познакомив переселенцев с некоторыми видами съедобных растений и рядом полезных в новых условиях хозяйственных навыков, коренные жители Сибири сильно изменили под воздействием русских и свой быт, и свою трудовую деятельность. У аборигенов стали складываться более совершенные приемы промыслов, земледелия и скотоводства, из их среды все чаще стали выходить «люди торговые и прожиточные». Следствием этого взаимообогащения культур явилось не только разрушение натуральных форм хозяйства и ускорение социально-экономического развития местных народов, но и установление общих классовых интересов пришлого и коренного населения. Показательно и то, что несмотря на продолжавшиеся на территории Северной Азии передвижения и переселения народов, сопровождавшиеся поглощением одних племен другими, несмотря на опустошительные эпидемии и феодальный гнет, зоны расселения сибирских народов не менялись столетиями, а общая численность коренного населения Сибири возрастала и в XVII в., и в последующих столетиях. Так, если к началу XVII в. в Сибири проживало 200–220 тыс. человек, то в 20 — 30-х гг. XX в. местные народы насчитывали 800 тыс. человек (в настоящее время более миллиона). Этот численный рост был возможен лишь в условиях сохранения и жизнеспособности хозяйства аборигенов и решительного преобладания положительного при их контактах с русскими переселенцами над отрицательным.
