Десятый месяц идёт существованию нашей Приамурской государственности, а посмотрите, как во всей красе по учреждениям родилось, разлилось чиновничество. Самые главные артерии государственного существования оказываются пропитанными чиновничеством, формализмом, старанием улизнуть от ответственности в «коллегиальном начале».
Все, кто вынуждены иметь дело с канцеляриями, таможнями и прочее, весь торговый, промышленный и иной элемент просто стонут стоном от формализма, под которым нередко скрывается и более худшая суть.
Посмотрите на Народное собрание! Разве в своей деятельности оно не связано этим формализмом? Разве те вопли о тяжёлом положении, о необходимости выйти из кризиса соответствуют этой старого образца, неэнергичной, вялой «законодательной работе»?
На очереди вопрос о средствах. Мы отлично помним, как писало «Русское Дело», что законопроект о налоге будет готов… 8 февраля!! Слава Богу, нынче 3 марта, а он ещё медленно поспешает.
Народное собрание за это время удосужилось только оплакать «Курьер» да обругать Савостия…
На очереди вопрос об образовании единого национального фронта.
Дай Бог, что бы хоть он оказался способным выйти из чиновничьих рамок и вдохнуть волю живу в действия, помятуя одну только цель:
— Борьба с коммунизмом и сохранение искры национальной…
Новое вино не вливают в старые меха.
Вечерняя газета. 1922. 3 марта.Итак, сионский мудрец Кроль пошёл против примечания к ст. 1-й закона о чрезвычайном налоге, и Народное собрание пошло за ним, говорившим, что налог этот должен быть уплачиваем всеми классами населения одинаково, т. е. крестьянами.
Его поддержали два парламентария: Оленин и Донченко.
Первый просто согласился с его положениями, второй же указал на силу большинства и на то, что «он сумеет провести» налог.
Победила ли система универсализма в речах Оленина и Кроля или стратегические соображения Донченки, но факт налицо: крестьянам будет предложено платить чрезвычайный налог.
Если бы на сие дело можно было смотреть со стороны, то было бы весьма любопытно посмотреть, как тот же самый Кроль, поехавший в гущу населения, кишащего партизанами, сумел бы получить с крестьян этот налог, положим, по одной куне с дома.
Если бы интересоваться судьбами края России, то, конечно, интересно проследить, как перевранный красными агитаторами барский закон даст взрыв партизанщины в крае. Припомните, что вышло из Омского земельного закона.
Но так как незаинтересованным быть не приходиться, то приходится глубоко скорбеть, что Народное собрание, пойдя за Кролем, за те крохи, которые правительство соберёт с окраинных, прижатых к железной дороге крестьян, заплатит страшную цену — цену крови.
Потому что эта поправка Кроля — керосин в огонь гражданской войны!
Вечерняя газета. 1922. 4 марта.Кто таков Кроль?
Страстный поборник чистого парламентаризма, глубокий знаток его всех писаных и неписаных законов, специалист по парламентским конфликтам, носитель и хранилище всех его традиций.
Почему же молчит Кроль, спрашиваем мы вторично. Разве не нарушены парламентские конституции?
Они нарушены!
В обычаях парламента, что председатель его (спикер) выше всяких подозрений. В обычаях парламента спикер — образец бесстрастности к своим политическим противникам.
Между тем со спикером Андрушкевичем дело обстоит не так благополучно.
Ежели, например, сеньорен-конвент постановляет считать, что открывается «Чрезвычайная сессия», а спикер выходит и открывает «Очередное заседание после перерыва», то не показывает ли это на то, что — что спикеру Гекуба, и на его политическую страстность, почти кролевскую?
Почему молчит Кроль?
Дальше пикантный инцидент с пропавшей грамотой — простым приказом о вступлении в исполнение обязанностей председателя правительства временно И. И. Еремеева. На этом приказе готовилась разыграться заветная мечта той группы, к которой принадлежит г-н Андрушкевич, — декларация по поводу их пиа дезидериа[15]. Но когда поднялся вопрос, достаточно ли прочно основание для этого, — вдруг оказалось, что сама бумажка таинственным образом скрылась.
Её, положим, нашли в бумагах дня через три и опубликовали в «Голосе Родины», новом официозе Нарсоба. И опять-таки, это доказывает только одно — политическую страстность г-на Андрушкевича и проведение им своих взглядов за казённый счёт, так сказать, при помощи высокого поста председателя.
Как смотрит на это дело парламентарская совесть Кроля? Или он смотрит на него, по одному еврейскому анекдоту, — «рискую одним лишь глазом»?
В таком случае надо ждать протеста не от сионских мудрецов, действующих теперь заодно с земскими начальниками и монархистами, а от простых людей.
И мы думаем, им придётся поставить небольшой вопрос о том, насколько теперь отвечает большинству президиум Народного собрания.
Вечерняя газета. 1922. 9 марта.Певец на полдне
(Этюд Всеволода Иванова, читанный на вечере памяти Гумилёва)
Меньше одним пленительным человеком. Больше погребальных масок, больше чтимых предков на алтарях нашего быта.
Больше простора для убийц с низкими лбами… И ещё больше простора для творцов новой жизни.
Конечно, Гумилёв — певец на полдне, и должен был умереть. Ведь он же не знал никакой «новой жизни». Он не мог подвергать себя отчаянию — отмахиваться от настоящего, как от томительного сна, — для нового сна, может быть, ещё более кошмарного!
Вечной жизни он был певцом, жизни прекрасной, как вечно воскресающие мраморы. Он различал её божественные контуры сквозь те волнующиеся одежды бытия, о которых говорит Гёте… Правда, мутные шумы её настоящего заставляли тонкого Гумилёва сторониться вежливо, горьковатым ассонансом своих стихов он так поведал нам про это:
Я вежлив с жизнью современною,
Но между нами есть преграда,
Всё, что смешит её, надменную,
Моя единая отрада!
И он искал жизни несовременной, той корсарской, пиратской, охотничьей, абиссинской, военной, наконец, которая допьяна бы напоила его своими силами.
