Прокинув мяч Паганину между ног, я проскользнул мимо. Мне повезло: мяч, ударившись в пятку защитника, отскочил прямо ко мне. Я уже вошел в штрафную, путь к воротам был свободен, но наперерез, страхуя партнера, мчался другой защитник «Интера» — Фабио Таланте.
Теперь остановить меня было не просто — сам того не желая, я поймал кураж. Сделав вид, что готов отдать пас в центр, я вынудил Таланте сделать лишний шаг в сторону, что позволило мне проскочить мимо него и оказаться в нескольких метрах от ворот, правда, под острым углом. Не дожидаясь приближения вратаря Пальюки, я левой ногой послал мяч в дальний угол. Послал, не глядя, а когда глянул, мяч уже закопался в сетке, как белый пушистый заяц, попавший в силок и после недолгой борьбы затихший, осознав бесплодность попыток освободиться.
В тот момент я не испытывал безумной радости, правильнее всего сказать, что я просто ничего не понял: ведь к этому моменту находился на поле считанные минуты, если не секунды. Только что, встав со скамейки, я был свеж и полон сил. Конечно, на протяжении всего матча я переживал за свою команду, но все же мои эмоциональный затраты не сравнить с теми, которые выпадают на долю игрока, находящегося на поле.
Эта радость приходит тогда, когда ты уже находишься на пределе, когда отдал борьбе все силы и нервы и каждый шаг дается тебе с огромным трудом. Когда, прорвавшись к воротам, ты понимаешь, что это, возможно, твой последний шанс, а на большее просто не хватит сил. Именно так чувствовали себя мои партнеры, без устали боровшиеся на протяжении всего матча.
Я же находился в совсем ином состоянии, а потому мое поведение резко диссонировало с поведением товарищей по команде. Неспешно я подбежал к угловому флажку и встал спиной к трибуне. Спустя какое-то мгновение на меня набросилась, кажется, вся наша команда: при виде несущейся на меня толпы я несколько оторопел, настолько необычной мне показалась радость партнеров. Значит, я и вправду не осознавал в полной мере того, что сделал. Вышло так, что сделал я это именно для них — они, изможденные, отдавшие все силы борьбе, получили возможность спокойно отыграть хотя бы последние минуты.
Что ж, пусть я и не радовался, как обычно, своему голу, зато неподалеку находился человек, чье ликование с лихвой компенсировало мою сдержанность. Об этом я узнал через несколько часов после матча.
В одной из многочисленных передач итальянского телевидения, посвященных футболу, проводят такую игру со зрителями. Выбрав один из только что закончившихся матчей, сперва показывают какой-то игровой эпизод, а затем три фрагмента из жизни скамейки запасных (то есть наиболее яркие сцены с участием тренера) и предлагают зрителям в прямом эфире позвонить в студию и указать соответствующие друг другу кадры, иными словами, угадать, в каком именно случае тренер реагировал на данную игровую ситуацию.
Это довольно забавное зрелище, особенно когда его героями становятся такие эмоциональные тренеры, как, скажем, Джованни Трапаттони. Собственно, ради этого и затеяна игра — ради забавы, а вовсе не ради соревнования как такового. Как правило, дать верный ответ не составляет труда, а если зритель все же попадает в тупик, ведущие программы всеми способами направляют его на путь истинный. Так что, в конце концов болельщик обязательно выигрывает. В общем, все довольны, всем весело.
В тот день загадка относилась к матчу «Интер» — «Болонья». Сперва был показан мой гол, а затем — три сцены, в которых Ренцо Уливьери реагировал на события на поле. Звонивший, как обычно, сумел справиться с заданием и определил, в каком из эпизодов тренер радовался именно моему голу.
Да, доложу я вам, это было нечто фантастическое: такого безумного ликования я, кажется, вообще никогда не видел. Тем более что, когда различные па и пируэты выделывает молодой футболист — это одно, а когда на его месте оказывается солидный взрослый тренер — совсем другое. Выпучив глаза и раскрыв в диком вопле рот, Уливьери прыгал, размахивал руками и бросался на окружающих. На улице города такого человека мгновенно забрали бы в больницу с подозрением на психическое расстройство.
Позвонивший в студию болельщик решил свою задачу с первой попытки, ну а все телезрители получили огромное удовольствие от того, как радовался наш тренер.
* * *
Две недели спустя, 2 февраля, мы играли дома с «Вероной». Матч обещал быть легким, поскольку «Верона» выступала неудачно, а в первом круге мы победили ее без проблем на ее же поле. Так что мне представился хороший шанс преподнести себе подарок на день рождения, ибо 2 февраля 1997 года мне исполнилось 28 лет.
Мой гол «Вероне» не имел ни малейшего практического значения, поскольку в тот момент мы вели — не то 5:0, не то 5:1. Но все равно забить в тот день было приятно, особенно после такой красивой комбинации. Магони выполняет подачу со штрафного, я головой переправляю мяч Андерссону, тот также головой возвращает его мне, сбрасывая под удар, и я левой ногой с лета вколачиваю мяч в сетку.
Я вновь направился к угловому флажку. Первым ко мне подбежал Колыванов, обнял и сказал нарочито спокойно: «Поздравляю с днем рождения!» Отличный момент нашел, ничего не скажешь.
А потом нас ждал очередной визит на «Сан-Сиро», теперь на игру с «Миланом». Как всегда, я пребывал в особом возбуждении накануне выхода на стадион, в особой любви к которому я уже не раз признавался на этих страницах. Разве мог я предвидеть, что эта поездка окончится так плачевно, что день 9 февраля 1997 года станет черным днем в моей жизни?
Я вышел на ноле за 20 минут до конца при счете 1:0 в пользу «Милана». Вскоре шведский полузащитник Йеспер Блумквист забил нам второй гол.
Оставалось играть минут десять, когда мяч вновь оказался у шведа. Он неудачно обработал его и потерял — мяч отскочил в мою сторону, и я, не желая терять времени, задумал сразу же сделать передачу. Оценивая ситуацию и выбирая наилучший вариант паса, я переместил весь вес на левую ногу, чтобы правой, едва мяч попадет ко мне, переправить его партнеру.
Но Блумквист, видать, поймал кураж и не захотел терпеть поражение ни в одном эпизоде. Как бешеный, ринулся он на меня и прямой ногой прыгнул мне прямо в левую, опорную.
Страшно подумать, что могло бы случиться, придись удар чуть сбоку. Наверное, голень просто переломилась бы пополам. Но, к счастью, Блумквист летел по прямой, и моя нога, укрепленная щитком, лишь изогнулась, но выдержала этот страшный удар. Нет, конечно, не выдержала, но, слава Богу, хотя бы не сломалась.
Я рухнул, как подкошенный, и заорал от дикой боли. Встав, Блумквист наклонился надо мной и попытался извиниться, но я резко оттолкнул его руку. Мне было не только больно, но и до слез обидно: я просто не мог понять, как же можно так поступить. Конечно, бывает, когда грубость продиктована отчаянным положением или остротой ситуации. От этого она не перестает быть грубостью, но поведение игрока в таком случае можно хотя бы объяснить особым нервным напряжением. Но это совсем иной случай! Твоя команда выигрывает за несколько минут до конца с перевесом в два мяча, нет никакой угрозы ни твоим воротам, ни результату матча. И в этой совершенно безобидной ситуации ты бросаешься на своего коллегу, рискуя сделать его инвалидом!
