«Эгоизм, — сказал Меклер, — есть и в том, чтобы жить в соответствии с идеалами», — как мать Тереза, альтруист из альтруистов, посвятившая свою жизнь беднякам Калькутты. Если применять эту модифицированную версию философии Рэнд, то наберется всего горстка несчастных безумцев, которые приносят себя в жертву и готовы едва ли не собственных детей и последнюю рубашку отдать своим злейшим врагам, и только их и можно назвать настоящими альтруистами. Или они тоже могут считаться эгоистами? Пусть нам подобные люди кажутся чокнутыми, но ведь для них желание принести себя в жертву продиктовано глубокой философской необходимостью.
Уверен, можно поспорить, что даже здесь присутствует скрытый «обмен ценностями».
Я наблюдал, как другие рэндианцы применяют ту же вывихнутую логику, чтобы благополучно оправдать нападки Рэнд на альтруизм. Подобные рассуждения всегда поражали меня, как явное интеллектуальное мошенничество. Нельзя получить сразу все. Если вы считаете, что быть неэгоистичным неправильно, то начинаете малодушно выискивать всевозможные лазейки, доказывая, будто практически все в мире пронизано эгоизмом. Подобный рациональный подход, кажется, придуман для того, чтобы менее значительные аспекты философии Рэнд казались не такими экстремальными, какими являются на самом деле, ведь тогда все прочие составляющие догмы — к примеру, нерегулируемый государством капитализм — будет легче принять.
Пока мы беседовали и Меклер продолжал выискивать эгоистическую подоплеку в альтруистических поступках, я начал невольно восхищаться его здравым политическим смыслом, который помог бы навести мосты между правыми христианами и разделяющими убеждения Рэнд атеистами, ратующими за свободный рынок. Формула здесь проста: вежливо не соглашаться с теми убеждениями Рэнд, которые отвращают от нее ревностных христиан, — например, с атеизмом или с ее мнением об абортах, — и находить рациональное объяснение тому презрению, какое она испытывала к благотворительности, альтруизму и прочим иудейско-христианским этическим принципам.
Однако даже со всеми необходимыми оговорками продвигать философию Рэнд будет нелегко. Меклер согласился, что ее атеизм отпугивает многих участников «Чаепития». «Многие из них утверждают, будто не могут читать Рэнд, потому что она воинствующая атеистка», — сказал он. А если бы они знали подробности ее личной жизни, добавил Меклер, то, «наверное, оскорбились бы еще больше». Он произвел на меня сильное впечатление, этот благовоспитанный христианин, который читает Писание, поэтому я спросил, как его воспитывали, как прививали любовь к Церкви, и он разрушил тот стереотипный образ участника «Чаепития», который у меня сложился. «Я иудей», — сказал он. Даже не знаю, почему я так удивился, но удивился. Как и многие другие, я был уверен, что во главе «Движения чаепития» должен стоять белый американец, представитель среднего класса и уж точно христианин.
При таком развитом интеллекте и политической эрудиции этот человек мог бы стать ценным приобретением для рэндианцев. Он был одной из самых важных фигур движения: это он помог создать организацию, которая, как он полагает, насчитывает двадцать миллионов участников и три тысячи отделений в разных городах. Поэтому я и удивился, когда Меклер сказал, что никогда не встречался и не поддерживает связей ни с кем из Института Айн Рэнд или «Общества Атланта». Даже с Яроном Бруком, несмотря на всю пропаганду «Чаепития». «Я был бы не против с ним познакомиться, но особенного желания не испытываю», — сказал Меклер. На заре движения Брук приложил немало усилий, чтобы наладить с ним связь, ав 2011 году даже удвоил усилия. Целый год Брук оставался в центре внимания всех участников «Чаепития» благодаря своей непримиримой позиции, а в речи на одном из собраний «Чаепития» он даже заявил, что система социального обеспечения «порочна» и причиняет страдания всей нации (как бы сильно эта система ни помогла Рэнд на склоне лет). «Изжить систему социального обеспечения будет не просто. Это займет какое-то время, — заявил Брук. — Однако мы должны твердо придерживаться своей позиции».[156]
И что же вынес Меклер из того факта, что никто из организованных последователей Рэнд так и не попытался установить связь с основоположником невероятно влиятельного, близкого им по духу движения? Ничего особенного: во всяком случае, так он утверждал. «Это не ложная скромность, но во мне нет ничего особенного, — сказал он. — Я организовал „Движение чаепития“ в Сакраменто и продолжаю добровольно браться за работу, когда другие не могут, потому что у них в жизни имеются еще дела».
На самом деле я все-таки решил, что это именно ложная скромность. Если бы в Меклере «не было ничего особенного», я не стал бы брать у него интервью, а его фамилия не мелькала бы в прессе. Он совершенно точно был блистательным политтехнологом, кто бы что ни думал о его политике, и мне хотелось услышать его мнение о том, насколько велико влияние Рэнд на «Чаепитие». Ответ оказался на редкость противоречивым.
«Я сказал бы, что сам по себе объективизм, как всеобъемлющая философия, которая привлекает людей, не влияет никак. Даже те из моих знакомых, кто читал художественные произведения Рэнд, не упоминают об объективизме, — сказал он. — Они говорят о Рэнд, в первую очередь — об „Атланте“, однако не рассматривают его как о манифест философии объективизма». Иными словами, участники «Чаепития» говорят об объективизме, поскольку «Атлант» — это библия объективизма. Рэнд доносит свою философию через персонажей, и давайте посмотрим правде в глаза: объективистская теология в деталях невероятно скучна. Даже те объективисты, которые собираются в ресторане на Манхэттене, редко рассуждают об объективизме в абстрактном ключе.
Однако Меклер заметил «значительное влияние, в особенности книги „Атлант расправил плечи“, на мышление людей». Он был бы своим человеком на вечере по сбору средств в отеле «St. Regis». Ярон Брук и Тара Смит были бы рады услышать его слова. Меклер считал, что Рэнд повлияла на «Движение чаепития» даже больше, чем философы свободного рынка Фридрих Хайек и Людвиг фон Мизес, книги которых стремительно раскупались на протяжении всего 2011 года. Для участников движения, сказал он, «нет более читаемого писателя, чем Рэнд».
«Движение чаепития» испытывает вовсе не вторжение объективистов, размахивающих знаменами с именем Джона Галта и расхваливающих Рэнд, которые валом валят из ресторана на Манхэттене и прочих ячеек рэндианства, а скорее приток тех, кого в 50-е годы реакционеры именовали «сочувствующими», — людей, которые находятся под влиянием взглядов Рэнд, хотя и не разделяют их полностью. Можно провести аналогию с Новыми левыми из 60-х и 70-х годов: их активисты находились под влиянием жестких марксистских доктрин, но при этом не принимали партийную платформу целиком. Вьетконговские флаги, которыми размахивали на антивоенных митингах дети послевоенного поколения, и плакаты с именем Джона Галта на митингах «Чаепития» — прекрасно дополняют друг друга. Итои другое — символы экстремистских идей в руках у людей, снедаемых тревогой за будущее своей страны.
