Впрочем, он видел и другое. Когда в солженицынском лагере случилась забастовка, как раз именно бандеровцы стали штрейкбрехерами, боясь за свою судьбу: «За китайской стеной 2-й лагпункт, украинский, не поддержал нас. И вчера, и сегодня украинцы выходили на работу как ни в чём не бывало… Они нас не поддержали… (Как мы узнали потом, молодые парни, их вожаки, ещё не искушённые в политике, рассудили, что у Украины — судьба своя, от москалей отдельная…)»
Казалось бы, какое дело неистовому русофилу Александру Солженицыну до украинского национализма? Но в своём «Архипелаге ГУЛАГ» он немало страниц отдаёт именно национальному вопросу и вечным распрям между украинцами и россиянами:
«Мы давно не говорим „украинские националисты”, мы говорим только „бандеровцы”, и это слово стало у нас настолько ругательным, что никто и не думает разбираться в сути. (Ещё говорим „бандиты” по тому усвоенному нами правилу, что все в мире, кто убивает за нас, — „партизаны”, а все, кто убивает нас, — „бандиты”…)
А суть та, что хотя когда-то, в Киевский период, мы составляли единый народ, но с тех пор его разорвало, и веками мы шли врозь, и шли врозь наши жизни, привычки, языки. Так называемое „воссоединение” было очень трудной, хотя, может быть, и искренней чьей-то попыткой вернуться к прежнему братству. Но плохо мы потратили три века с тех пор…»
Особую вину в этом писатель возлагает, само собой, на большевиков, которые после революции «15–20 лет потом усиленно и даже с нажимом играли на украинской мове и внушали братьям, что они совершенно независимы и могут от нас отделиться, когда угодно. Но как только они захотели это сделать в конце войны, их объявили „бандеровцами”, стали ловить, пытать, казнить и отправлять в лагеря. (А бандеровцы, как и петлюровцы, — это всё те же украинцы, которые не хотят чужой власти. Узнав, что Гитлер не несёт им обещанной свободы, они и против Гитлера воевали всю войну, но мы об этом молчим, это так же невыгодно нам, как и Варшавское восстание 1944 года.)»
По неофициальной переписи «населения ГУЛАГа», чуть ли не каждый второй его житель «в послевоенные годы был украинцем. Или, по крайней мере, каждый четвёртый. Скажем, среди политзаключённых особого лагеря № 1 (Минерального) Инта-Абезь в 1948–1955 годах национальный состав был таков: зэки-русские составляли 12,5 % списочного состава, 11,1 % — литовцы, 4,7 % — эстонцы, 4,4 % — белорусы, 4,2 % — латыши… Но 28,5 % (!) заключённых являлись бандеровцами». Во всяком случае, таковыми они считались в лагере.
Но всё казалось мало. На заседании политбюро ЦК уже известный нам товарищ Мануильский требовал направить максимум работников МГБ во все колхозы западных областей, а повинившихся участников подполья переселять подальше, в восточные регионы страны. Секретарь ЦК Алексей Кириченко был настроен куда решительнее:
— Следует издать новый приказ МГБ и ещё раз предупредить тех, кто не вышел из подполья. Установить срок. Было бы необходимым провести ряд открытых процессов во всех областях. Побольше приговорить к расстрелу.
Ему вторил глава украинского правительства Демьян Коротченко, отдавая прямую команду судьям: «Проводить открытые процессы, выносить суровые приговоры. Часть бандитов расстреливать!..»
Охотясь за Романом Шухевичем, МГБ обошлось и без открытых процессов, и без суровых приговоров. После сообщения о его гибели в Белогорще под Львовом мартовским вечером 1950 года Степан Андреевич долго сидел за письменным столом, правя текст некролога.
«Со светлой памятью о Нём, всматриваясь в Его героический облик борца и руководителя освободительного движения, вдохновлённые Его отвагой, до конца преданного идее освобождения украинского народа, — мы будем дальше мужественно вести нашу священную освободительную борьбу до полной победы. Не сложим наше оружие и не прекратим нашей борьбы до тех пор, пока Украина не станет свободной. Вечная память Герою Украинской Национальной Революции!»
Раздосадованный резким снижением интереса к ОУН в Европе, Степан Андреевич решил напомнить о себе, инициировав встречу с представителями западной прессы. Кроме того, ему хотелось поставить все точки над i и публично продемонстрировать соратникам, кто в доме хозяин. Вспомнив былые навыки, он взял на себя режиссуру будущей пресс-конференции.
Правда, гонцы, навещавшие редакции крупнейших изданий, возвращались на базу с виноватым видом и, пряча глаза, не осмеливались слово в слово цитировать ленивых обуржуазившихся журналистов, которые, принимая приглашение на мероприятие, вопрошали: «А кто такой Бандера?»
— Вы что, — негодовал обескураженный Степан Андреевич, — не знаете, что эти писаки могут клюнуть только на информацию «с перчиком»? Недоумки! Побольше интриги, доверительности, мол, только для вас… Встреча совершенно конфиденциальна, секретна, состоится в одном из пригородов Мюнхена, точный адрес и время проведения в данный момент сообщать пока не имеем права — это небезопасно для Проводника, за которым охотится весь Комитет госбезопасности СССР. Он живёт под чужим именем, с постоянной охраной вооружённых старшин УПА… О конкретной дате вас проинформируют дополнительно, на место доставят… Ну и так далее… Всему приходится учить!
В итоге несколько западных журналистов таки клюнули. Представителей эмигрантских изданий, разумеется, уговаривать не пришлось.
В условленный день — 30 марта 1950 года — по пути следования авто с газетчиками несколько раз останавливали сурового вида мужчины, проверяя документы и указывая дальнейший маршрут движения.
Затем собранных в небольшом помещении какое-то время заставили потомиться в ожидании, пока из боковой двери не появился Бандера с охраной за спиной. Поприветствовав журналистов, Проводник сказал, что, идя навстречу многочисленным пожеланиям представителей зарубежной прессы, он собирается дать им полную информацию и обрисовать всю картину современного освободительного движения на Украине.
Очерёдность вопросов Бандера заблаговременно определил сам, не полагаясь на подручных.
— Каково ваше официальное положение?
— Председатель Провода Организации украинских националистов.
— Каковы цели ОУН?
— Освобождение Украины, свержение порабощённого положения Украины большевистской Россией, построение самостоятельного Украинского государства на украинской этнографической территории, уничтожение российского империализма, раздел СССР на самостоятельные национальные государства всех угнетенных Москвой народов.
— Каким образом вы стремитесь достичь своих целей?
