Мария-Антуанетта прочитала письмо королю. Людовик XVI ответил ей, что, несмотря на чувства, которые он испытывает к императору, «разность интересов» между двумя государствами может иногда повлечь за собой и разную политику. Королева отныне очень хотела, чтобы ее брат не путал «свою сестру и подругу с королевой Франции», и надеялась, что у него скоро пройдет озлобленность, которой так и дышит его письмо.
Глава 15. ВОЛНУЮЩЕЕ ОЖИДАНИЕ
В июне 1783 года королева очень переживала за судьбу альянса, тщетно пытаясь изменить политику французского кабинета, однако мысли ее были заняты не совсем политикой, она жила в ожидании возвращения графа Ферзена. Дипломатическая переписка весьма пространно говорит нам о демаршах королевы в пользу своего брата. Но она остается очень осторожной по поводу возвращения героя Америки. Три года, которые красавец швед провел в составе армии короля, не ослабили страсти королевы к молодому человеку, она казалась такой же влюбленной, как в тот момент, когда тот покидал Францию.
Постаревший лет на десять, измотанный войной и климатом, Ферзен не растерял своего шарма. Как раз наоборот, его стало еще больше. Исчезла прелесть первой молодости, но появилась уверенность зрелого мужчины, к которой лишь немногие женщины могли остаться равнодушны. В Америке, как когда-то в Европе, он не столкнулся с особой жестокостью, а потому в нем сохранились легкая меланхолия и задумчивость «человека, предпочитающего слушать и молчать». Все это окончательно покорило дам. Сей романтический соблазнитель, однако, вдохновлял солдат, чьи командиры заслуживали лишь презрения. Генерал очень ценил его и называл «правой рукой на поле сражения».
17 июня 1783 года он причалил к Бресту. Перед ним открылись новые перспективы. Уже через несколько дней его жизнь приобрела новый смысл. 27 июня Ферзен отправляет три письма, адресованные Густаву III, отцу и своей сестре, все они свидетельствуют об этом. Он просит своего государя вмешаться, чтобы добиться королевского поста, умоляет его согласиться на это назначение, «от которого зависела его жизнь и будущее счастье». У отца он попросил 100 000 ливров, необходимых для этой акции, которые он просил выделить ему из его доли наследства. «Если Вы не сможете найти этих денег, мне придется искать их здесь, но Вас это не должно беспокоить», — поспешил добавить он. Тем не менее он смог убедить сенатора Ферзена в том, «что от этого зависит его жизнь». И наконец, в письме к сестре он просит ее победить упрямство отца и доказать ему, что «счастье всей его жизни» зависит от этого решения.
В Париже Ферзен нашел графа Бретеля, который только что вернулся из Вены. Бретель добивался поста министра, обхаживая для этого королеву. Он не забыл Ферзена, к которому испытывал большую симпатию, и очень долго пытался уговорить Сегюра доверить полк молодому и способному шведу. С помощью Марии-Антуанеггы министр удвоил свои старания. Бретель предложил Ферзену 100 000 ливров, которых тому не хватало, и предложение было принято.
Через три дня, получив письмо от Креуца, министра иностранных дел в Стокгольме, который объявил, наконец, о согласии его отца и короля, Ферзен был как никогда счастлив. «Я не могу ни о чем думать, настолько я счастлив, и на это есть все основания, о которых я расскажу подробнее при встрече, — писал он 31 июля своей сестре, благодаря за помощь и сообщая о том, что собирается навестить Швецию этой осенью. — Несмотря на всю радость от будущей встречи с Вами, я не могу без сожаления покидать Париж. Вы найдете это совершенно естественным, когда узнаете причину; я обязательно скажу Вам ее, поскольку я не хочу, чтобы у нас были секреты друг от друга. […] Я надеюсь, что больше не будет поводов судачить обо мне, поскольку не хочу когда бы то ни было связывать себя семейными узами, это против моей природы. […] Я не могу принадлежать тому, кому хотел бы принадлежать, той, которая действительно любит меня, вот почему я не хочу принадлежать никому».
«Та единственная, которая действительно любила его», была не кто иная, как Мария-Антуанетта. Естественно, он не мог упоминать о ней ни в официальных письмах, «хотя говорил о ней с отцом», ни в личных письмах. Что касалось его дневника, то он был уничтожен на период с 1783 по 1790 год.
Как только он вернулся в Версаль, Мария-Аитуанетта сделала все, чтобы добиться того, что он хотел. Со своей стороны, Густав III ни в чем не отказывал человеку, который так хорошо выполнил свою миссию в Америке. Ферзен сделал первые шаги в торговых отношениях между Швецией и бывшими английскими колониями. Договор, подписанный 13 апреля 1783 года, должен был развивать их. С другой стороны, его отношения с королевой Франции могли стать серьезным козырем для короля Швеции. Густав III, знавший Людовика XVI как человека, склонного все преувеличивать, старался найти его поддержку против того, что предпринимали русские. Влияние, которое приписывали Марии-Антуанетте в делах государства, становилось поводом для того, чтобы искать ее дружбы. Разве можно было найти лучшего посредника, чем Ферзен? Несмотря на удовольствие, которое мог бы испытывать Густав, имея при дворе столь блистательного молодого человека, он предпочитал поддержать личные амбиции молодого шведа. Именно он убедил сенатора Ферзена уступить желаниям сына. Затем лично написал Людовику, которому рекомендовал протеже и у кого к тому же просил назначения Ферзена командующим полком. Ответ не заставил себя ждать. 12 сентября Ферзен пишет благодарное письмо Густаву: «Король согласился на это назначение и выразил большое желание сделать приятное Вашему Величеству. Королева хотела вмешаться в это дело, как только узнала, чего Вы хотите. Все прошло хорошо, и я думаю, что могу уверить Ваше Величество в том, что вскоре буду командовать королевским полком». Несколько дней спустя МарияАнтуанетта написала шведскому королю, убедив его, что «никогда не забудет этой помощи и воспользуется первым же случаем, чтобы доказать свою признательность». Участие королевы в судьбе Ферзена не могло пройти незамеченным при дворе. «Клевета вновь подорвала репутацию королевы, которую обриняли в связи с этим молодым человеком и особенно в желании полностью подчинить себе короля, — писал маркиз де Бомбе ль. — Даже я замечаю, что интерес, который она испытывает к этому шведу, не просто доброе участие и королевская милость. Граф Ферзен приехал в Версаль лишь когда барон де Бретель заставил его там показаться. Если бы королева и испытывала к нему особые чувства, то для нее не составило бы труда оставить его в Париже на всю зиму, вместо того чтобы он ехал в Стокгольм. В этом, говорят, весь талант королевы — общаться с господином Ферзеном на публике совершенно обычно. Мне кажется, что королеве, обладающей такой властью, совершенно не нужно было устраивать спектакль. Она могла бы оставить его во Франции, и никто не осмелился бы сказать о своих подозрениях королю».
