По предложению Германа я проконсультировался с Лидией Ивановной Острецовой — талантливой дрессировщицей собак. Именно она работала на картине по сценарию Германа «Ко мне, Мухтар!». Острецова сказала, что в принципе, такая затея осуществима, «если найдем собак с характером и талантливых». Лидия Ивановна рассуждала о собаках, как о людях, и имела, как позже выяснилось, особый дар общения с четвероногими. Она не угрожала им и не ублажала. Она с ними разговаривала. Пустолайке она говорила просто: «собака, помолчи» и пустолайка замолкала. Если собака упрямилась, Острецова строго ей замечала: «не выпендривайся!» И собака смирялась. Как все это у нее получалось, никто понять не мог.
Собачьи реплики в фильме я решил сократить до минимума, чтобы только понятен был смысл происходящего. Для этого нужно было при помощи комбинированных съемок регулировать бессмысленный лай «артистов», разделять собачью артикуляцию на смыкания и размыкания, с тем, чтобы на речевом озвучании вложить им в пасти необходимые разумные слова. Для режиссера комбинированных съемок это была кропотливая, тягомотная работа, и я предложил режиссера Михаила Шамковича включить в титры, как сорежиссера.
Все на съемках этой картинки выглядело пародией на серьезный кинопроцесс. Был и приказ по студии о запуске в производство, вывешивался и еженедельный график работ. Для смеху так было сделано или случайно получилось, но график висел рядом с графиком работ по картине Козинцева «Гамлет». На одном листочке значилось: «Натура.
Постройка декорации "Замок Эльсииор". На соседнем было написано: «Натура. Постройка декорации "Конура Барбоса"». Ленфильмовцы, встречая меня в коридорах, лукаво улыбались. Возникли кадровые проблемы: никто не хотел работать гримером на собачьей картине, непонятно было, что должны делать костюмеры. Только главный художник Исаак Каплан был всем доволен. «Вот увидишь, — хохотал Каплан, — это полотно войдет в историю "Ленфильма"!»
Как положено по графику, начались кинопробы. Об этом сообщили по радио. Это была ошибка. Клуб собаководства располагался где-то на Красноармейских улицах, а уже, не доходя до Измайловского, я услышал многоголосый лай и визг. Перед клубом выстроилась гигантская очередь из граждан с овчарками, болонками, борзыми и прочая. Каждый гражданин расхваливал своего питомца и демонстрировал его таланты. Иные требовали особых льгот. Одна старушка, очень похожая на собственную болонку, утверждала, что собака пережила блокаду и потому у нее особые права. На роль комнатной собачки предлагали звероподобных огромных псов, на роль дворняги — изысканных аристократов с длинными родословными. Кое-кто застенчиво предлагал Острецовой взятку. Лидия Ивановна невозмутимо делала на списке какие-то пометки, иногда коротко замечала: «бездарь» или «вяловата, нет темперамента». Наконец, мы приняли решение: на роль комнатной собачки утвердить карликового терьера Мишку — он талантливо ходил на задних лапах и очень был самодоволен. На роль дворового пса взяли беспородного кобеля по имени Люкс. Он был невообразимого, грязно-желтого цвета и носил бороду, унаследованную от какого-то терьера. Взят он был, главным образом, за «непосредственность».
По ленфильмовским правилам, исполнителей ведущих ролей нужно было утверждать в главной редакции. Сначала мы — Острецова, я и две собаки — долго сидели в приемной у главного редактора Ирины Павловны Головань — ее срочно вызвали в Смольный. Я спросил у ее заместителя Гомелло, не утвердит ли он сам моих артистов. Гомелло вышел в приемную и с омерзением оглядел собак. Потом он спросил, не кусаются ли они, и без слов удалился в кабинет. Секретарша посоветовала все-таки дождаться самой редакторши, потому что заместителя, товарища Гомелло, недавно покусала собака. Мы стали ждать Головань. Выяснилось, что собак она любит и потому героев утверждает. Просила только приглашать ее к нам на репетиции.
В дальнейшем, это нам очень помогло. Репетиционная комната была на «Ленфильме» только одна, и ею обычно пользовались по очереди. Нашему творческому процессу очень мешал Смоктуновский, который безвылазно сидел в репетиционной, отрабатывая фехтовальные приемы для своего Гамлета. Время от времени, мы все-таки вытесняли Смоктуновского, ссылаясь на то, что главный редактор желает проконтролировать наши репетиции. Тогда Смоктуновский гордо удалялся, а звон шпаг в репетиционной сменялся собачьим лаем. Люкс, между тем, проявил незаурядные способности. Он стал всеобщим любимцем. После многократных купаний обнаружилось, что он не грязно-желтый, а ослепительно белый.
Однажды на просмотр текущего материала вдруг пришел тот самый, покусанный, Гомелло. Он сказал, что еще на сценарной стадии кое-что его насторожило.
— В сценарии, — сказал он, — настойчиво проводится мысль о социальном неравенстве. Одна собака, видите ли, купается в роскоши, а другая живет в конуре! Что вы этим хотите сказать?
— Что одной собаке повезло, а другой нет, — ответил я.
— Ну, предположим, — не отставал Гомелло, — а почему у вас люди и вся наша действительность снята, так сказать, ниже пояса?
— Потому что фильм у нас из жизни собак и окружающее мы видим как бы с собачьей точки зрения, — объяснил я.
— Ну-ну, к этому мы еще вернемся, — пообещал Го-мелло и удалился.
Был еще заочный спор с автором Носовым. Поскольку выяснилось, что исполнитель роли Барбоса оказался ярче и талантливее партнера, нам показалось, что картину лучше назвать «Барбос в гостях у Бобика», а не наоборот. Носов всерьез возмутился и даже сослался на авторское право и Союз писателей. Словом, все на картине было как настоящее, только смешнее.
Наступил и день большого худсовета. Для того чтобы понятно было, что это такое, требуются некоторые пояснения. После очередной либеральной перестройки коллектив «Ленфильма» разделен был на три творческих объединения: Первое объединение возглавили Хейфиц и Козинцев, Второе — Александр Иванов, Третьим руководили Владимир Венгеров и Герберт Раппопорт. Раппорт после прихода Гитлера к власти уехал из Германии в Советский Союз и сделал антифашистскую картину «Профессор Мамлок». После этого, он так и осел на «Ленфильме». У каждого объединения был свой худсовет, в котором заседали всякие уважаемые люди. В Первом объединении это был Юрий Герман, Ольга Берггольц, известный поэт Дудин, художник Эней, а также профессора университета, критики, журналисты и т. д.
В особо важных случаях, при завершении очередной картины на «Ленфильме» собирали объединенный худсовет, который и назывался большим. Здесь соединялись все интеллектуальные резервы и являлись все известные, влиятельные люди. На этот блистательный форум была почему-то представлена и короткометражка «Барбос в гостях у Бобика». Как я потом узнал, аншлаг нам обеспечили панические намеки Гомелло на «пропаганду
